многое другое, что было просто необходимо для произведения нескольких точных выстрелов, которые разрушат свод ворот. Конечно, учитывая плещущиеся волны, нельзя было сделать хирургически точный расчёт и потому некоторые выстрели точно пойдут мимом цели. Частично я надеялся на то, что свод собран не из этих огромных каменный блоков, которые были основой для стен Лакпака. В противном случае придётся потратить на взятие города куда большие запасы, чем изначально я задумывал.
Наконец пушкарь кивнул сам себе и переписал свои расчёты на другой лист, который передал другому бойцу. Перенявший вооружился железным мегафоном и стал выкрикивать написанные на листке расчёты, которые по принципу «живого телефона» стали передаваться от корабля к кораблю. Другого принципа передачи сигналов придумать нам не удалось, а потому приходилось этим довольствоваться. Экипажи пушкарей с каждого корабля переписали данные и стали быстро готовить орудия для одного большого залпа. По палубам забегали бойцы, подтаскивающие ядра, меняющие уровень наклона орудий и отмеряющие запасы пороха. Главный пушкарь у меня был головастым мужиком, а потому в его навыках я нисколько не сомневался. Через несколько минут каждый корабль отчитался о готовности стрелять.
Ждать моего приказа долго не пришлось. Как только я опустил руку с зажатым в руках красным флажком, то развёрнутая корабельная батарея сделал свой залп. Радовало, что сегодня не было сильного ветра и течение не столь сильно, а потому почти качка почти не мешала залпу. Орудия адски рявкнули, выпуская из своих стволов столбы огня, дыма и разрезающие со свистом воздух раскалённые ядра. Эти чугунные кругляши летели вперёд и с хрустом врезались в свод над воротами. Попадание оказалось кучным, и я прямо почувствовал, как застонал свод под ударами пороховой артиллерии. Я видел, как сыпется свод, как оттуда выпадают каменные осколки и насколько сильно сейчас страдает строение. Было печально, но с первого залпа свод не осыпался, а потому пушкари немедленно стали перезаряжать орудия.
Противник в это время был обескуражен. Лучники опустили тетивы и словно заворожённые смотрели на свои ворота, которые до этого казались нерушимыми, стойкими, способными удержать небо, а теперь стонали под ударами сурской артиллерии. Копейщики, до того вставшие в монолитный строй, который, казалось, был готов принять любой удар и даже безумный натиск тяжёлой ларингийской кавалерии, которая за свою продолжительную историю рассеяла в истории далеко не одну даже самую сильную армию, теперь представлял из себя просто толпу, не способную на оказание хоть сколько-то организованного сопротивления. Всё их внимание было обращено на городские стены, до сих покрытые пылевой завесой от множества мелких каменных осколков, вылетевших из неё после слитного удара нескольких десятков ядер.
При виде этой картины я улыбался. Если они раньше представляли для нас хоть какую-то опасность, то сейчас эти лагриканцы были простой грушей для битья. В душе у меня играла какая-то иррациональная радость. В старом свете я даже не мог мечтать о таком раскладе, когда мой противник совсем не обладает хоть какими-то средствами противоборства. Раньше к нам в тыл могла выйти кавалерия после длинного тылового манёвра, могли нашпиговать острыми железками ввиду превосходящей стрелковой массы или придумать какой-то другой хитрый тактический манёвр, что мог бы обернуться для моих сил поражением, то сейчас всё было иначе. Они даже увел куда-то свой речной флот и сейчас могли полагаться только на свою доблесть и крепкость доспехов. Хотя, с другой стороны, такое расслабление вполне себе может привести к тому, что, вернувшись в Старый Свет, я просто отвыкну от полноценных противостояний и буду слишком слаб для столкновений с более серьёзным противником. Так что расслабляться в край не стоит, но пока есть возможность я буду пользоваться своим превосходством.
Пока я погрузился в свои мысли, то пушкари оперативно перезарядили орудия и отчитались о готовности. Команда последовала незамедлительно и бойцы сразу же дали залп. Из-за поднявшейся пыли и до сих пор не развеявшегося дыма, выстрелы оказались не столь точными и часть ядер ушла выше или ниже свода, но даже так мощи выстрелов хватило с избытком. Свод с грохотом обрушился вниз, поднимая под собой тяжёлые ворота и нерадивых воинов, что оказались рядом. Грохот стоял такой, что закладывало уши, а земля содрогалась от тяжеленных осколков, падающих с приличной высоты метров этак в девять.
В этот момент у бойцов противника началась форменная паника. Они поняли, что обстрел был заранее спланирован и теперь они закрыты на территории большого портового пространства, перемежаемого только небольшими каменными строениями. Теперь им просто не было куда бежать и смерть непременно их достигнет, но пока они не до конца осознавали
- Заряжай картечь! – рыкнул я.
Приказ был исполнен в мгновение ока. Пушкари, успевшие разгорячиться, работали столь организованно и быстро, что им могли бы позавидовать пушкари Фридриха Великого или даже османские канониры в период своего наивысшего рассвета. Они сноровисто снарядили орудия крупной каменной картечью и пальнули. Залп оказался плотным, а дистанция не такой огромной, чтобы каменные осколки разлетелись по сторонам и картечь просто срезала до сих пор стоящих плотным строем жителей города Мигдук. Я видел, как отлетают крупные шматы мяса, видел разлетающуюся в стороны кровь и людскую требуху, забрызгивающую всех, кто был рядом. Не будь здесь хоть какой-то застройки, то залп был бы в разы эффективнее, но даже так я видел, какой богатый урожай сейчас собирала Смерть. Десятки и сотни человек потеряли свои жизни за долю мгновения и свист разогнанной картечи стал им похоронной песней.
Дальше бить залпами смысла просто не было. Был отдан приказ стрелять при первой же возможности, собирая самый крупный урожай жизней за всё время существования нашей наёмничьей армии. Каждым атомом своего тела я чувствовал страх врага. Частички страха пропитали воздух и страх этот был древним. Самый древний первобытный ужас, который передаётся каждому человеку в крови. Они пытались прятаться за каменными зданиями, но их было слишком мало, чтобы упрятать настолько огромное войско. Они слёзно молили своих богов, о том, чтобы они прекратили эти громоподобные выстрелы, но боги их не слышали. Пушки продолжали стрелять и перезаряжаться, перезаряжаться и стрелять, с каждым выстрелом уменьшая количество наших противников. Умирали они столь быстро, что на моих устах понемногу стала вытягиваться улыбка. Улыбка, которая была достойна самого кровавого маньяка.
Примерно с полчаса мы беззаботно расстреливали берег перед нами, перемешивая землю с телами аборигенов. До того зелёная трава перемешалась с кровью и теперь смешалась в бурое нечто. Враг же был сломлен.
