— Давай сюда свою легенду.
Но Гера подает мне не вешалку, а ладонь, чтобы помочь подняться.
Почему-то этот невинный жест выходит таким интимным, что я смущаюсь и, оказавшись на ногах, сразу отворачиваюсь, чтобы Бергман не прочитал ничего по моему лицу.
Стянув рукава, я изнутри пытаюсь снять чудовищный свитер так, чтобы колючей шерстью не возить по лицу, и мне почти удается. Но петли крупной вязки зацепляются за сережку.
— Что? — реагирует Герман на мой писк, и голос его звучит над самым ухом.
Он подошел поближе, чтобы рассмотреть?
От этой мысли у меня побежали мурашки.
— Я зацепилась, а он тяжелый, — не очень понятно объясняю я, но Бергман ориентируется в ситуации почти сразу.
Чтобы помочь, он запускает руку под свитер, только я его уже почти до конца сняла, и Бергману приходится действовать снизу.
Мать моя женщина!
Определенно блузон Розы Моисеевны устарел, новый писк в соблазнении — свитер сторожа Васи.
Широкая ладонь скользит вдоль спины, проходится между лопаток по кошачьему местечку, вверх к шее, и это больше всего напоминает ласку.
Бергман стоит вплотную, я чувствую, как касается обнаженной спины его свитер, вдыхаю его парфюм и, как только Гера справляется со своей задачей, я, вынырнув из плена, ощущаю, как шевелит мои волосы его дыхание.
— А тебе спинку не почесать? — шепчет он мне на ухо, и я плыву.
Не дожидаясь моего ответа, его руки снова проходятся по спине, ребрам, перебираются на живот…
— Ах ты паразит! — врывается в нашу идиллию вопль снаружи.
— Это она Давиду? — хрипло спрашиваю я, пытаясь разрядить обстановку.
— Вряд ли… — Бергман неохотно выпускает меня из хватки, и я тут же накидываю на себя блузон Розы Моисеевны.
Герман пристально разглядывает меня пару минут, страдальчески вздыхает, а выйдя из комнаты, он первым делом отбирает очки у того прыщавого парня.
— Но я так ничего не вижу! — возмущается тот.
— И в этом твое счастье, — ворчит Бергман. — Зато на фотке не будешь таким задротом.
Ну прозрачный блузон, но на мне же лифчик!
Не успеваю я додумать эту мысль, как меня заматывают в отобранный у Розы Моисеевны шарф.
— А это зачем?
— Чтобы израильские родственники не радовались чересчур сильно, — отрезает Герман.
— А кого тут убивали? — спрашиваю я Эльку, которая уже не пытается никого фотографировать. Она забралась с ногами на подоконник и взирает на происходящий вокруг бедлам.
— Олега. Но еще не доубивали… Процесс в разгаре…
В этот момент из кухни выскакивает чучело, в котором я не сразу признаю Раевского в костюме раввина. Он даже где-то раздобыл пристяжные пейсы. Ума не приложу, как они держатся на его бритой голове. Его преследует Роза Моисеевна с половником.
— Иди сюда, говнюк!
Но Раевский не будь дурак на приглашение польститься не спешит.
— Одного удара было достаточно!
— Я со стыда сгорю с таким пополнением в семье! — бушует Роза Моисеевна. — А если бы тут были верующие? Ты бы оскорбил их чувства!
— Я уточнил у Геры. Вы все атеисты.
Герману достается тот самый мамский взгляд, который в переводе означает «тебе пизда», но Бергман только пожимает плечами:
— Он не говорил, для чего ему эта информация.
— Ее инфаркт не хватит? — интересуюсь я у Эльки, глядя на то, как Роза Моисеевна в неожиданном полупрыжке сдергивает с Раевского шляпу вместе с пейсами. Оказывается, они составляют единое целое.
А Роза Моисеевна для своих лет в отличной форме. Я бы, провернув такой финт, точно потянула себе спину.
— Не, — отмахивается рыжая. — Похоже, они друг другу нравятся, но не признаются. Олег ей такой букет прислал на день рождения, каких мне не дарил. А она ему самые вкусные кусочки подкладывает за столом. Вот сама посмотришь.
В этот момент в гостиную заходит высокий мужчина с растерянным взглядом.
— Это мой папа, Давид Александрович, он немного археолог, так что не обращая внимания, если что… — представляет мне его Эля и, склонившись к уху, шепчет: — Дядя Гера считает себя единственным нормальным человеком в семье, но он заблуждается.
В этот момент Бергман, не слышавший характеристики племянницы, оправдывает ее на все сто. Он метким пинком отправляет одну из тыкв под ноги брату, тот успевает заметить подставу, перепрыгивает своеобразный мяч, но поскальзывается. Чтобы удержаться, Давид хватается за спинку кресла и тащит плед на себя. Котенок, придремавший в общей суете, зашипев, прыгает ему на голову.
— А я-то думаю, прям не как дома… Ан нет. Дома, — складывает руки на груди появившаяся кругленькая женщина.
— Родная, сними с меня животное, — сдавленно просит Давид, и я понимаю, что это жена археолога.
Раевский ржет, Герман уворачивается от подзатыльника Розы Моисеевны.
— У нас тут так всегда. Привыкай, — радует меня Эля.
А мне становится немного грустно, потому что как раз привыкать мне и не стоит. Через пять недель все закончится.
Глава 30. Деловое предложение
Этот вечер я определенно запомню.
Более того, бережно положу в копилочку приятных воспоминаний.
После того как все наконец утрясается, Эле удается сделать групповые фотографии, потом мы ужинаем за большим круглым столом и пьем чай.
Роза Моисеевна перекидывается язвительными фразами с Раевским, но, приглядевшись, я понимаю, что рыжая права. Именно Олегу достается самый смачный кусок курицы, хотя на него уже навострился Давид, и кусок пирога без корочек тоже отходит Раевскому.
Я узнаю, что подпольное имя Эли — Жопа Давидовна, что Давид Александрович способен игнорировать почти все и обладает недюжинным терпением, а лишенного очков парня зовут, прости господи, Лев. Я долго пытаюсь не ржать, потому что даже котенок и тот больше на льва тянет.
Бергман остается в своем ворчливом амплуа, но чувствуется, что и он расслабляется.
Я серьезно никогда не задумывалась, что у богатеньких буратино может быть такая семья. Если верить сериалам, то должны быть дрязги и
