Например, если на прошлой неделе лед был холодным, а солнце круглым, этого никакое увлечение Антоном, Алисой или мной не могло изменить. Но изменяло. На этой неделе лед стал круглым и освещал дома Маросейки, двух котов в подворотне, а солнце похрустывало от мороза.
А может, все гораздо проще? Может, ожидая переговоров по поводу Вари, Крэм изображает охлаждение, чтобы легче было сбить цену? Он до последнего пытается уклониться от выбора: считать ли Варвару художником, с которым надо договориться об условиях сотрудничества, или гостьей – экзотической женщиной, безо всякого дела путешествующей в компании со мной.
12
– Вы так ничего и не поняли. Конечно, вы же человек новый, никто вас не предупредил.
– Так предупредите меня задним числом.
Вита Вальдовская, директор ИПиЛРО, сидела за маленьким столом, кажущимся половинкой стола, в крошечном кабинете, куда едва мог поместиться еще один стул. Все сколько-нибудь просторные помещения на Маросейке были отданы посетителям, а сотрудники, не считая Вадима Марковича, располагали только закутками. Но кабинетик Виты как бы говорил за нее: достаточно необходимого для дела, а мне для себя ничего не нужно. В директорской каморке было сумрачно, и лампочка на столе набрасывала мягкий свет на руки Вальдовской с коротко остриженными ногтями и на нижнюю часть ее грузно-мальчишеского лица. Я пришел к Вальдовской, потому что решительно запутался в происходящем.
– Объясняю. Вадим Маркович обожает влюбляться в новых людей, которых открывает. И немедленно хочет затащить их к себе в компанию. Есть для них дело или нет – не имеет значения. Был бы хороший человек, а дело найдется.
– Но как же…
– Конечно, будут «но». Он своего нового фаворита считает ответом на все нерешенные вопросы. Вот он, новый человек! Он наконец все наладит, распутает, наведет порядок. Все, что раньше не получалось, получится сейчас. Понимаете? И конечно, этот человек-шанс становится начальником надо всеми. Сразу. Крэм ему говорит: теперь у вас все полномочия, вы руководите проектом. Но самое замечательное при этом вот что: прежнему любимцу, который уже руководит проектом, ничего про его смещение не говорят. Да его и не смещают. Поскольку же в компании работают только такие люди, которые когда-то пришли ответить на все вопросы и руководить всем, то никого, кроме начальников, у Крэма просто нет. Не существует. Есть уборщица в офисе на Маросейке, но она не в штате и ее нанимал не Крэм.
– Позвольте, Вита, это крайне занимательно и даже в чем-то правдоподобно. Но в какой-то момент же выясняется, что кто-то из начальников больше не начальник?
– Разумеется, Михаил. Это сразу выясняется, мгновенно. Тогда обескураженный прежний начальник пишет письмо Крэму, спрашивает, как относиться к происходящему. И Крэм любезнейшим образом просит не обращать на происходящее особого внимания. Дескать, да, есть у нас новый человечек, но он отвечает вовсе не за всё, а только за какую-нибудь малость, за разную микроскопическую ерунду. А все ваши полномочия остаются при вас, не волнуйтесь. Подобные ответы он дает всем этим сотрудникам-начальникам. Стоит новичку обратиться к своим коллегам как к подчиненным, те пожимают плечами и говорят, что ничего о нем не слышали, но, безусловно, всей душой за, разумеется, будут ему помогать, чем смогут. Ну и помогают, конечно, через два раза на третий. А то и не помогают вовсе. Тут уж наступает черед нервничать новому любимцу – простите, Михаил, не хотела вас обидеть! Он пишет Крэму, мол, не люблю жаловаться, но вот распоряжениями моими, как бы сказать, пренебрегают. Конечно, он получает какой-то утешительный ответ.
– Ну а дальше? Что же происходит дальше? Ведь так это работать не может?
– Ничего, Михаил, побудете в нашей компании, все увидите, – таинственно сказала Вита.
В этот момент экран ее телефона замигал, телефон взвыл и принялся кругами елозить по столу. Придав круглому лицу умоляющее выражение, Вита дала понять, что разговор закончен.
13
– Пускай ночью ты спишь в гнезде, выстеленном пухом и мхом, согревая большие бусины лунного камня. К утру из этих бусин вылупятся птенцы с длинными клювами. Как только они высунут клювы на свет, тут же запищат, и их писки неожиданно сложатся в прекрасный гармонический аккорд.
– А тебе бегать по гигантскому подсолнуху, вытягивать семечки канатами, откапывать лопатами.
Мимикрия девятая. Предновогодняя стирка
1
Суть работы компании, принадлежавшей Вадиму Крэму, составляли чудеса, моя же работа заключалась в том, чтобы их описывать. Такой работой могут похвастать немногие, а то и вовсе никто. Вооружившись блокнотом, отточенными карандашами и нетерпеливым вниманием, я шагал от Китай-города по Маросейке. Витрины светились богатством и радушием: золотистые холмы караваев, блестящий строй итальянских туфель, батарея винных горлышек и президиум свежих рубашек. Из тайского ресторана раздавался таинственный звон гонгов.
Каждый год в последние выходные декабря компания устраивала знаменитый тренинг «Предновогодняя стирка» Ренаты Мацарской, официальной супруги Вадима Марковича. Той самой, с которой они до сих пор дружили. Кто, впрочем, способен разобраться в чужой семейной жизни? Только такие специалисты, как Крэм и Мацарская.
На сей раз я не слишком волновался. Мое дело наблюдать и понимать, с этим я справлюсь, потому что буду прилежен и потому что мне любопытно. Морозило не по-московски. Из-за холода белые стены, откосы, наличники казались вылепленными из яркого снега.
Квартира в первом этаже доходного дома на Маросейке не переставала удивлять. Снимая куртку, я заметил в глубине коридора дверь, обитую черной кожей. Латунная ручка была отлита в форме костистой птичьей лапы. Главную комнату наполнял теплый шум голосов. Сегодня здесь было не протолкнуться, я подумал, что все эти люди не смогут рассесться. Видимо, за год накопилось много такого, что перед Новым годом хотелось рассортировать, почистить, заштопать, а то и выбросить из жизни.
Большинство собравшихся составляли женщины – мечтательная особа с черными ногтями в черной же широкополой шляпе, красавица с нервными глазами, губами и коленями, румяная матрона в кружевной мантилье василькового цвета, девицы, замужние дамы, деловые женщины. Мужчин, кроме меня, было всего трое. Они затравленно озирались и, похоже, попали сюда не по своей воле: кто-то за компанию с подругой, за кого-то заплатила заботливая жена.
В глубине квартиры часы пробили десять раз, и в комнату впорхнули две цыганки в пестрых юбках, в медных монистах, в ярких платках, наброшенных на плечи. На ногах у обеих были домашние тапочки, не слишком вязавшиеся с цыганским нарядом, но наверняка удобные. Одна цыганка была постарше, ее глаза сияли весело и повелительно, вторая, помладше, поменьше и потусклее, несла картонную коробку с какими-то лоскутками, игрушками, елочными шарами. Еще до знакомства было понятно, что цыганка с сияющими глазами и есть Мацарская.
При виде дам и в предвкушении праздника лица воскресли и на миг благодаря выражению радостного ожидания стали похожи. Мацарская обвела собравшихся торжествующим взглядом и зачастила:
– Ну что, золотые мои, что, алмазные! Ой как много
