одного из соседских домов?
– Именно, – ответила она с видом, будто так и надо. Ее лицо приняло слегка дерзкое выражение.
– Но зачем?
– Да незачем. Ты и дальше будешь приставать ко мне со своими вопросами?
– Кому из соседей ты его подбросила?
– Я не помню.
Больше вопросов я ей не задавал.
А произошло все, вероятно, следующим образом. Проснувшись рано утром, соседи одного из домов испугались при виде этого резинового ботинка у себя во дворе. Их охватил страх, так как прошлой ночью неподалеку от дома они слышали странные звуки, напоминающие шаманский обряд. Поэтому с наступлением вечера, ни минуты не сомневаясь, они решили подкинуть этот ботинок еще кому-нибудь из соседей. Возможно, это сделала жена без ведома мужа, а может, и наоборот. В любом случае они не сказали об этом друг другу из-за своей гордости. Отведя таким образом от своего дома «беду» и отправив ботинок к соседям, на какое-то время они успокоились. Однако другая пара, обнаружив у себя во дворе эту находку, тоже не хотела пострадать от «беды» и, как и в предыдущем случае, перекинула ботинок дальше. Так ботинок путешествовал из одного дома в другой: сначала к семье Суни, затем – в дом к Ёни, затем – к Унъи, к Кони и так далее. Все соседи – современные и высокообразованные люди – несомненно хотели, чтобы другие видели в них не суеверных, а здравомыслящих людей. Но одно дело – желание выглядеть современными разумными людьми, и другое – разумно поступать, когда с тобой происходит что-то необъяснимое и пугающее. Эти люди не видели ничего плохого в том, чтобы подбрасывать ботинок друг другу до тех пор, пока не избавятся от мнимой беды.
Выстроив такую логическую цепочку, я заулыбался, однако моей жене было не до смеха. Что же делать дальше с этим чертовым ботинком, который второй раз подряд оказался у ворот нашего дома? У нас уже не было уверенности в себе, что мы сможем справиться с этой бедой.
– И что нам теперь делать с этим дурацким ботинком? – пробубнил я, косо поглядывая на него. Мне не хотелось прикасаться к нему, словно он весь был облеплен «бедой».
– Господи, да оставь ты его здесь! Я сама разберусь, – проворчала жена и зло посмотрела на меня. Со стороны выглядело, будто она уже точно решила, как с ним поступить.
– И что же ты думаешь с ним сделать?
– Я просто отправлю его куда-нибудь подальше… Но потом, когда стемнеет.
– Подальше – это, значит, унесешь его куда-то в горы, что ли?
– Зачем в горы? Но не можем же мы сдаться просто так! – снова сказала жена, начиная горячиться. – Сегодня вечером я сяду в автобус и увезу эту чертову штуку куда подальше. Хотя бы в другой район города, например в Тонбинго.
– Что? – Я раскрыл рот от удивления и уставился на жену. Лицо ее горело, и весь вид говорил о том, что она не отступится от своего намерения.
Тогда-то в моей памяти всплыли и тот дзика-таби, который я увидел, будучи в четвертом классе, и все те холмы и реки, лежащие у подножия Большой Горы, не видной за облаками.
– Это все оттого, что не видно Большую Гору. Все от этого… – как только я тихо пробормотал это самому себе, жена посмотрела на меня так, будто я – шаман и в меня вселяются духи.
Большая Гора была голубовато-зеленого цвета. И днем, и ночью она величественно возвышалась до самых небес западного горизонта. Внешне она менялась в зависимости от времени года или суток, но ее основание навеки ушло корнями глубоко в землю. До восхода солнца Большая Гора излучала живое зеленоватое свечение. На заре, купаясь в первых утренних лучах, от самой своей вершины до самого низа Большая Гора становилась платиново-золотой, а в лучах полуденного солнца уже принимала свой привычный голубовато-зеленый оттенок. На закате близлежащие долины – ущелья, овраги, лощины – постепенно окрашивались в лиловые цвета, будто лучи уходящего солнца поочередно наводили темный блеск на каждую из них. Весной Большая Гора от самой вершины выглядела пологой и неопасной, а зимой из-за белого цвета – обрывистой и неприступной. Осенью она спокойно возвышалась за деревней, летом же казалась значительно выше, чем всегда. С приходом муссонных ветров у Большой Горы шел дождь; когда же налетал встречный ветер с Западного моря, дождь прекращался и небо становилось голубым и чистым. Подобная Большая Гора есть в душе каждого из нас. Глубоко вросшая корнями в родную землю, Большая Гора – наша надежная опора и защита. Вот и в моем сознании Большая Гора была и остается частью моего глубокого душевного спокойствия. Моя Большая Гора! Большая Гора!
Той ночью, разгоряченная и преисполненная решимости, жена взяла проклятый резиновый ботинок, предварительно завернув его в обрывок газеты, и вышла из дома. Она вернулась немногим позже девяти вечера. На ее лице сияла довольная улыбка. Действительно, после этого ее беспокойный взгляд исчез, а настроение значительно улучшилось, как будто тяжелое бремя наконец свалилось с ее плеч. Я не стал ее ни о чем спрашивать, сама она тоже ничего не сказала. Мы оба понимали, что таким образом выразили уважение к чувствам друг друга.
(1970)
Дом про запас
여벌집
Жена, сказав, что опять из дома в районе С. просили приехать, раздраженно нахмурилась:
– Что мы будем делать, если жильцы скажут, что съезжают? Еще и комиссионные в риелторскую контору платить нужно будет.
– Из района С.? – я тоже непроизвольно нахмурил брови. – А как они связались? По телефону?
– Да-а, думаешь, срочное письмо, что ли, прислали?
– Если они собираются съехать, сказали бы по телефону.
– Вот и я о том же. Но про это вообще речи не было. – Жена снова краем глаза посмотрела на меня. – Всего лишь снимают дом, а командуют, как хозяева, то приезжай, то уезжай. Съезжу-ка я туда, посмотрю, что там да как, и, может, скажу, чтобы уж съезжали.
– Но если они уедут, мы снова только на риелтора зря потратим деньги…
– Да уж, и не только на риелтора. Прежде там еще за ремонт надо будет выложить около двадцати тысяч вон.
– Это уж точно.
– Что ж, тогда и аренду поднимем на пятьдесят тысяч. На самом деле, снимать дом за триста пятьдесят тысяч вон – очень дешево.
С некоторых пор жена сильно раздражалась каждый раз, когда говорила, что звонили из района С.
Содержать недвижимость, пусть даже это только один дом, в немалой степени хлопотное дело. Но, наблюдая
