склоне открылась трещина и началось мощное извержение. Потоки лавы подожгли обезлесевшие и лишенные снежного покрова склоны, угроза нависла над жителями Зигзага и Рододендрона. Над вулканом сформировался пепельный столб, и над Портлендом, что в сорока милях от горы, скоро повис плотный серый смог. С приходом вечера ветер переменился на южный, воздух у земли немного очистился и в сгустившихся на востоке тучах стали видны мрачные оранжевые всполохи вулкана. Небо, полное дождя и пепла, гудело от двигателей «девять тысяч девятисотых», тщетно рыскавших в поисках пришельцев. С восточного побережья и из стран-союзников летели все новые истребители и бомбардировщики – эти часто сбивали друг друга. Земля вздрагивала от землетрясений, разрывов бомб и падений самолетов. Один инопланетный корабль приземлился всего в восьми милях от города, и юго-западная окраина обратилась в пыль, когда реактивные бомбардировщики начали методично утюжить зону площадью одиннадцать квадратных миль, в которой якобы находились захватчики. На самом деле вскоре поступили сведения, что корабля там больше нет, но надо же было что-то делать. Как обычно бывает при авиаударах, бомбы падали по ошибке и на другие районы города. В центре не осталось целых окон: их мелкие осколки покрыли центральные улицы слоем в один-два дюйма. Беженцам из юго-западного Портленда пришлось здесь идти; женщины в туфлях на тонкой подошве, полных битого стекла, несли детей и плакали от боли.
Уильям Хейбер стоял перед огромным окном своего кабинета в Орегонском онейрологическом институте и смотрел на разгорающиеся и гаснущие языки пламени внизу у доков и на кровавую зарницу извержения. В окне сохранилось стекло; рядом с парком Вашингтона еще ничего не приземлилось и не взорвалось, а сотрясения земли, из-за которых по берегам рек раскололись целые здания, здесь, на холмах, пока не натворили больших бед – только потрясли оконные рамы. Доносился еле слышный рев слонов из зоопарка. Иногда на севере появлялись странные фиолетовые отсветы – вроде бы над тем местом, где Уилламетт впадает в Колумбию, но в этих мутных, пепельных сумерках толком не разберешь. Обширные куски города остались без электричества и выглядели черными; другие слегка мерцали, хотя фонари не зажигали.
В здании института больше никого не было.
Весь этот день Хейбер пытался найти Джорджа Орра. Когда поиски не увенчались успехом, а продолжать их в условиях всеобщей истерики и распадающегося на глазах города стало невозможно, он пришел в институт. Идти в основном пришлось пешком, и это его сильно расстроило. Разумеется, у человека такого статуса, с таким плотным графиком был электромобиль. Но аккумулятор разрядился, а из-за толп на улицах пробиться к станции подзарядки не удалось. Хейбер был вынужден продолжить путь пешком: идти против потока, проталкиваться сквозь людей, смотреть им в лица. Настроение испортилось. Он не любил толпу. Но толпы схлынули, и дальше он шел один через огромный парк – лужайки, рощицы, заросли деревьев, – и это было куда хуже.
Хейбер привык считать себя волком-одиночкой. Он никогда не задумывался о женитьбе, не заводил близких знакомств и проводил напряженные исследования в то время, когда другие спят, – он не хотел обременений. Его половая жизнь сводилась почти исключительно к однократным встречам – с полупрофессионалами, иногда женщинами, иногда молодыми мужчинами. Он знал, в какой пойти бар, кинотеатр или сауну. Получал, что хотел, и быстро исчезал, пока ни у него, ни у партнера не успела возникнуть привязанность. Хейбер ценил свою независимость, свободу воли.
Но сейчас, оставшись один – один в огромном равнодушном парке, – он почувствовал себя ужасно и поспешил, почти побежал в институт, потому что больше идти было некуда. Здание встретило его молчанием и пустотой.
У мисс Крауч в ящике стола лежал транзисторный приемник. Он включил его на малую громкость, чтобы следить за новостями, да и просто слышать человеческий голос.
В институте было все необходимое: кровать (даже десятки кроватей), еда, автоматы с сэндвичами и газировкой для ночной смены в лабораториях сна. Но есть не хотелось. Он чувствовал не голод, а какую-то апатию. Он послушал радио, но оно его послушать не могло. Он остался совсем один, и в одиночестве все казалось не совсем реальным. Нужен был другой человек, хоть кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить, кому можно рассказать о своих чувствах и так понять, чувствует ли он что-нибудь. Ужас одиночества едва не выгнал его на улицу обратно в толпу, но апатия пересилила страх. Он пребывал в бездействии, а за окном сгущалась тьма.
Красноватое свечение над вулканом то разрасталось до чудовищных размеров, то снова бледнело. Что-то массивное ударило по юго-западному краю города; из окна кабинета было не разглядеть, но вскоре подбрюшье туч окрасилось синеватым светом, исходящим, судя по всему, оттуда. Хейбер вышел в коридор посмотреть из другого окна и взял с собой радио. По лестнице тем временем поднимались люди, но он их шагов не слышал. И некоторое время просто молча их разглядывал.
– Доктор Хейбер, – сказал один из них.
Это был Орр.
– А, явились! – сердито сказал Хейбер. – Где вас весь день носило? Заходите.
Орр шел по лестнице прихрамывая, левая сторона лица у него распухла и была в крови, губа рассечена, передний зуб наполовину обломан. С ним была женщина, менее пострадавшая, но более изможденная – шла на дрожащих ногах, смотрела в одну точку. В кабинете Орр усадил ее на диван.
– Ушиб головы? – громко, тоном врача спросил Хейбер.
– Нет. Просто день тяжелый.
– Я ничего, – пробормотала женщина, ее била легкая дрожь.
Орр быстро метнулся на помощь, снял с нее отвратительно грязные туфли, укрыл лежавшим в ногах кушетки пледом из верблюжьей шерсти. Хейберу стало интересно, кто она, но он тут же прогнал эту мысль. К нему возвращалась обычная хватка.
– Пусть отдохнет здесь. Все будет хорошо. А вы давайте, приведите себя в порядок. Весь день вас ищу. Вы где были?
– Пытались вернуться в город. Видимо, попали в район военной операции. На дорогу прямо перед машиной упала бомба. Машину подбросило, кажется, я перевернулся. Хезер ехала за мной, вовремя затормозила, у нее машина не пострадала. На ней и добрались. Но пришлось ехать по Сансет, потому что Девяносто девятое было все разворочено. А около птичьего заповедника дорога перекрыта, так что дальше через парк шли пешком.
– Откуда ехали-то?
Хейбер тем временем зашел в туалет (в кабинете был отдельный), включил горячую воду и теперь протягивал Орру курящееся паром полотенце промокнуть лицо.
– С Берегового хребта. У меня там домик.
– Что с ногой?
– Ушиб, наверное, когда машина перевернулась. Слушайте, они уже в городе?
– Если военные
