Племени. Калессин, Основатель и отец: мой и Фалкоша.
Он делает движение влево, затем вправо, представляя второго.
— Добро пожаловать, — говорит Калессин, его голос — шелестящий шепот, словно мягкое прикосновение к моей коже, от которого у меня пробежали мурашки по коже.
Когда он говорил, в его голосе чувствовалась тяжелая мудрость.
— Если вы хотите остаться с кланом, вы должны согласиться с указами и следовать им, — продолжает Висидион. — Если вы не хотите или не можете, мы дадим вам припасы и отправим вас в путь.
— Что такое указы? — вмешиваюсь я.
Все четверо мужчин, кроме Астарота, оборачиваются и смотрят на меня с явным удивлением. Мои щёки загорелись от внезапного желания заползти под камень. Теперь, когда я сказала, уже не вернуть моих слов. Я слышу, как Рагнар зашипел справа от меня. Трое сидящих мужчин смотрят друг на друга, а затем оглядываются на меня.
— Ты говоришь на нашем языке? — спрашивает Висидион.
Испугавшись и растерявшись, я посмотрела на Астарота в поисках руководства. Он поджал губы и сжал челюсти. Чёрт, что я наделала? Проведя рукой по лицу, я беру себя в руки.
— Да, — говорю я, мой желудок сжимается, а сердце бешено колотится.
Лба старейшины наклоняются к Висидиону и шепчутся скрыто за ладонями. Я не могу разобрать, что они говорят, но, несомненно, речь идет обо мне и моей способности говорить на змайском языке. Астарот делает шаг ближе, так что наши руки соприкасаются, а он остается на полшага впереди меня. Я тяжело сглатываю, пытаясь заставить влагу вернуться в рот.
Старейшины сели, глядя на меня, а вождь Висидион, кажется, погрузился в свои мысли. Когда, наконец, он вздыхает и встаёт, у меня внутри сжимается страх. Я не знаю, собираемся ли мы начать на войну или драку. Здесь много змаев, и Астарот никак не сможет противостоять им в одиночку. Я не питаю иллюзий, что буду чем-то полезна.
— Ты нам нужна, — говорит Висидион.
— Ты не можешь забрать её, — говорит Астарот напряжённым голосом.
Висидион осматривает Астарота с ног до головы в тихом созерцании. Рагнар издаёт звук, его крылья и хвост шевелятся, но он не подходит ближе.
— Да, — говорит Висидион. — Нам нужно многое обсудить.
— Мы ценим ваше гостеприимство, — говорит Астарот. — Но нам нужно вернуться домой.
— Это место может стать вашим домом, — говорит Висидион. — К чему вам туда возвращаться?
Рот Астарота захлопывается. Я вижу, что он не хочет говорить слишком много, и я не уверена, что виню его. Насколько мы доверяем этим людям, с которыми только что познакомились?
— А, — продолжает Висидион. — Я вижу, тебе нужно больше знаний.
— Да, — говорит Астарот, выбирая предложенный выход.
— Пойдём, — говорит Висидион, проходя мимо Астарота.
— Что происходит? — спрашивает Оливия на общем дрожащим голосом. — Нам нужно бежать от них? — спрашивает Делайла.
— Всё нормально, — говорю я им. — Думаю.
— Насколько нормально? — спросила Делайла.
Хороший вопрос. А насколько? Улыбнувшись двум девушкам, я пожимаю плечами.
— Мы же не в пустыне без припасов? — предлагаю вариант.
Всё это усугубляется тем, как плохо я себя чувствую. Мускулы на руках и ногах дрожат, во рту пересохло, но головная боль ниже глухого рёва, так что по крайней мере терпимо.
— Ладно, очко в их пользу, — говорит Далила, и Оливия кивает в знак согласия.
— Послушайте, прямо сейчас я не знаю, что происходит. Я изо всех сил стараюсь не отставать, но я скажу вам, когда что-нибудь узнаю.
Оливия кусает потрескавшиеся губы. Её кожа имеет почти серый оттенок, а глаза выглядят тусклыми и безжизненными. Далила выглядит не намного лучше. Им нужен эпис.
— Хорошо, — соглашается Оливия.
Астарот следует за Висидионом за пределы их бокса. Яркое солнце стоит достаточно высоко над головой, чтобы попадать в долину, обжигая мои глаза ещё сильнее. Быстрое моргание помогает моим глазам привыкнуть, но не облегчает их сухость.
— Это клан, — говорит Висидион, когда мы собираемся полукругом.
Чтобы облегчить жизнь другим людям, я перевожу слова, когда он говорит. Висидион смотрит, как я это делаю, склонив голову набок. Покалывание пробегает по моей шее и по лицу. Почему он смотрит на меня с таким интересом? Астарот следует за его взглядом, затем оглядывается.
— Что? — спрашиваю я, не в силах выдержать тщательное наблюдение, не сделав или не сказав что-нибудь.
— Ничего, — говорит он. — Позвольте мне продолжить и всё прояснится. Клан — это то, как мы себя называем. Мы — воссозданный план моего отца Калессина. После великой войны он собрал тех, кого смог. Зная нашу судьбу и то, что биджас поднимается, он разработал указы.
— Да что это за указы? — Астарот прерывает его.
Висидион улыбнулся в ответ.
— Они связывают нас друг с другом. Простой принцип, мощный в применении, — говорит он.
— Красивые слова, которые не имеют смысла, что это такое? — спрашивает Астарот, в отчаянии скаля зубы.
— Во-первых, я сам. Во-вторых, вместе мы сильнее. В-третьих, важно выживание группы.
— И всё? — спрашиваю я, удивляясь, когда он замолкает.
Наблюдая за Астаротом, который, кажется, задумался, может быть, они значат больше для змая? Это выглядят слишком просто, чтобы иметь какой-либо эффект, например, спасение всей расы змаев или принуждение их к совместной работе. Висидион улыбнулся мне, но его внимание сосредоточено на Астароте.
— Просто? Да, — говорит Висидион, словно читая мои мысли. — Эти слова — инструмент, они фокусируют разум. Истинный контроль исходит изнутри нас, нашей внутренней силе нужно только сфокусироваться, чтобы проявить себя.
— Понятно, — кивает Астарот.
— Пойдем, посмотрите, чего мы достигли, — говорит Висидион, продолжая свою прогулку. — У нас есть мастер по коже, камню и кузнец. Наши охотники, которых ты встретил, во главе с Рагнаром, они снабжают нас едой.
Прогуливаясь по долине, Висидион указывает нам на другого мастера. В нише кузнеца стоит змай поменьше, самый маленький из тех, что я когда-либо видела, но всё же больше человеческого роста. Когда мы подходим, он берёт что-то с полки и уходит. Кузнец, огромный даже по их меркам змай с большими объемными руками, роняет молот и хватает змая поменьше за затылок. Развернув его, он бьёт тыльной стороной руки меньшего змая, который роняет предмет. Только тогда большой человек отпускает его, и он падает на землю.
Змай поменьше стоит на коленях, как будто пресмыкается перед кузнецом. Он поднимает уроненный предмет и держит его над головой, предлагая кузнецу, который берёт его, кладёт обратно на полку, затем снова берёт свой молот и возобновляет работу, как будто ничего не произошло.
От всей этой сцены у меня перехватывает дыхание, а сердце колотится от сожаления и боли за маленького змая. Случайная жестокость недопустима. Оливия задыхается, Далила
