Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
На этих словах я вспомнил совершенно другую историю. Одна совсем юная дама рассказала, что у них дома раздался звонок. Незнакомый мужчина спросил, здесь ли живет такая-то – и назвал ее маму. «Здесь, но мамы нет дома». Этот человек стал долго и романтично рассказывать, как он в юности любил ее маму, как робел к ней подойти, как они всего три раза в жизни разговаривали и что он помнит ее и любит до сих пор, и когда можно позвонить. «Сегодня, – сказала дочь. – Часов в девять вы ее непременно застанете…» «Но расскажите мне еще о ней», – проворковал он. «Работает, пишет, печатается, – сказала дочь. – Вся седая. Весит сто двадцать килограммов». Он не позвонил.
И еще я подумал – почему Макси Твигги решила, что Костя должен был непременно спиться или пропасть в нищете и забвении? Ушел от меня, исчез, не звонит и не пишет – значит, погиб, спился с круга, бутылки собирает; так ему и надо! Чистая психология, как говорит простой народ.
Абхазия последний приют подполковника
Мне одиннадцать лет. Мы с мамой отдыхаем под Сухуми. Дом, где мы снимали комнату, пристроен к древней башне. Отовсюду торчали двери комнат, пристроек и сарайчиков. Зато море в трех шагах.
Каждый день мы проходили полкилометра по шпалам. Дорога была одноколейная и круто изогнутая. Товарные составы шли медленно и неслышно из-за прибоя. Надо было все время вертеть головой, чтобы вовремя спрыгнуть с насыпи в заросли ежевики. Идти пляжем было еще неудобнее.
Мы шли обедать в частную столовую. Это был дом известного в сухумских местах русского краеведа по фамилии Орёлкин. Обеды готовила его работница. Стол был на террасе под виноградными лозами.
Обедать приходили две девочки. Москвички, мои ровесницы или чуть помладше, очень надутые, с косичками бубликом и строгими мамами. Мамы заставляли их есть наперегонки. «Смотри, Лена! Катя уже доедает второе, а ты еще с первым не справилась». Девочек от этой гонки примерно через раз рвало. Сегодня – Лену. Завтра – Катю. Которая обгоняла, та и выдавала все обогнатое на серую застиранную скатерть. Это было противно. Еще противнее было, что эти мамы говорят «первое – второе». Мы дома всегда называли еду своими именами. Борщ, бульон, рассольник. Котлеты, рыба, курица.
С нами отдыхала девица лет двадцати. Я с ней дружил, мы вместе поднимались на гору по руслу ручья. У нее на носу были прыщи. Она их мазала белой пастой. Называлось – «паста Лассара». Я стал брызгать в нее водой во время купания. Она закричала: «Нельзя, нельзя, ты мне смоешь всю пасту Лассара!» Но я почему-то брызнул в нее еще раз. Она сказала: «Я с тобой больше не разговариваю!» Ладно, думаю, завтра помиримся. А назавтра к ней приехали знакомые парни. Вот уже все перезнакомились, и кто-то меня зовет в подкидного поиграть. А она поджала губы и громко говорит: «Я с ним не буду играть в карты, я с ним больше не разговариваю!» Парни захохотали. Я не понял, почему они хохочут, но почувствовал гордость. Ощутил свою значимость. Совсем взрослая девушка «со мной не разговаривает».
У хозяйки был муж, отставной офицер. Подполковник Мартынов. Он стирал белье для всех жильцов. Голый до пояса, жилистый, в белесом тропическом шлеме, усиками и очками похожий на Киплинга, он деревянными щипцами вынимал простыни и дамские трусики из огромной старинной стиральной машины. А потом выжимал их между резиновыми роликами и складывал в таз. Развешивать не входило в его обязанности.
Был бы я прилежный советский писатель семидесятых годов, я написал бы длинную пляжно-искандеровскую повесть. А критика нашла бы в ней подтекст и протест. Но это время прошло. Ну и хорошо.
Скромное обаяние повседневности Санкт-Петербург, 2007, 27 октября. 14:30
Выхожу из метро «Площадь Восстания». Прохожу сквозь строй раскрашенных девиц. Черные губы, зелено-золотые веки, трехдюймовые ногти. Серебряное напыление на волосах. Красные сапоги со стразами. Колготки в сеточку. Несмотря на прохладу, голые пупы с пирсингом.
Отчетливо слышный шепот:
– Мужчина-а-а-а… Хотите отдохнуть с девушкой?
Я не удерживаюсь от брезгливой гримасы.
Иду дальше.
Рядом со мной шагает молодая женщина. Понимающе вздыхает.
Смотрю на нее. Простое, но изящное драповое пальто. Ботиночки – не новые, но красивые. Короткая стрижка. Шарфик, беретик, самая простая сумка на плече.
Мы встречаемся глазами. Она легонько улыбается и осуждающе косится в сторону размалеванных путан: вот, мол, дрянь какая в нашем прекрасном Питере. Я киваю в ответ.
Она негромко говорит:
– Мужчина, хотите отдохнуть со скромной, интеллигентной девушкой?
Гримасы социализма классовое чутье
Вспомнил историю, рассказанную Аллой (Алисой Григорьевной) Нагибиной. Дело было в конце семидесятых. Нагибин жил барином: всегда на даче, картины-камины, гости-приемы и все такое. Но по продуктовой части в стране становилось все слабже и слабже, и он это непосредственно ощущал. Раздобыть для гостей что-нибудь вкусное и деликатесное данному писателю было негде. Хотя он был всенародно знаменит и очень богат.
Книги Нагибина раскупались моментально. На его повести, опубликованные в журналах, читатели библиотек записывались в очередь. А богат он был потому, что писал сценарии. «Председатель», «Директор», «Чайковский», «Красная палатка», «Дерсу Узала». Три последних – большие международные проекты. Он был, пожалуй, единственным советским сценаристом, к которому в те годы обращались зарубежные продюсеры. Были еще отличные фильмы «Самый медленный поезд» и «Ночной гость» (там роскошный Смоктуновский) и проч., и проч. Успешные сценарии – это огромные деньги по тогдашним масштабам.
Но он был фрондером. Как-то на собрании в Союзе писателей его с трибуны патетически спросили:
«С кем вы, Юрий Маркович?» Дивно звучит, правда? Он не был членом партии и уж подавно не был секретарем правления союза. Поэтому никакому специальному снабжению не подлежал.
Итак, Алису Григорьевну познакомили с директрисой какого-то большого гастронома. Начинают договариваться – вы мне раз в неделю набор таких-то продуктов, а я вам сколько за это должна?
– Мне деньги не нужны, – сказала директриса гастронома. – У меня денег не меньше, чем у вас, вы уж извините.
– А что же вам нужно? – спросила Алиса Григорьевна. – Что бы вы хотели получить за вашу столь ценную помощь?
– Общаться, – сказала директриса гастронома. – Дружить домами.
– Да, конечно, разумеется, – покивала Алиса Григорьевна.
Но стала ездить на рынок и сама готовить для гостей всякие вкусные и деликатесные штуки.
Такой вот штришок эпохи.
И еще один.
В подмосковном поселке Мозжинка на одинаковых калитках висели однообразные таблички: «Дача академика П.П. Петрова» (фамилия условная). Прогуливаясь по Мозжинке – ибо отдыхал за оврагом в одноименном академическом пансионате, – я спросил у какой-то старушки:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
