моему рту, и когда он рукой запутывается в моих волосах и тянет меня вверх, я с готовностью иду навстречу. Я погружаюсь в поцелуй, а она обхватывает меня и крепко прижимает к себе. Ее влажный жар принимает меня, когда я устраиваюсь между ее ног…
— Черт возьми, — шепчу я, тщетно пытаясь игнорировать пульсацию между ног и напряженные соски.
— Ты в порядке, Талли? — пробормотал мне на ухо Катон. Вот гад. Он сделал это специально, а если нет, то он самый сексуально неосведомленный мужчина, которого я когда-либо встречала. Я ненавижу тот факт, что не могу устоять перед его притягательностью, когда вздыхаю и наклоняюсь к Катону, слегка задевая бедром. Ворча, он обхватывает мое левое бедро и держит меня неподвижно, когтями покалывая мою кожу. — Не делай этого, — урчит он.
— Что не делать? — невинно спрашиваю я.
— Не надо так тереться об меня. Я спал с тобой, обернувшейся вокруг меня, Талия. Каждый дюйм твоей сладкой, мягкой человеческой кожи был прижат к моей, и вот ты снова здесь, трешься об меня, как кошка в течке. Твое тело умоляет меня уступить желанию и попробовать тебя на вкус, как я хочу.
— Я… Мы… — Я запинаюсь на полуслове, а он тихонько хихикает, облизывая раковину моего уха.
— Я чувствую твое возбуждение, Талли, так что веди себя хорошо, маленький человечек. Мне очень трудно, — он затягивает слово, заставляя меня сглотнуть, — читать в таком состоянии.
— Я знаю, и чувствую это, — язвлю я, не в силах сдержаться.
— Не говори об этом, просто игнорируй, — бормочет Катон, устраиваясь поудобнее, чтобы снова погрузиться в книгу. Когда он, наконец, заканчивает читать, мы оба сексуально расстроены, но при этом улыбаемся от уха до уха от счастливого конца.
— Ты был прав — оно того стоило, — пробормотала я, поворачиваясь в объятиях Катона, чтобы увидеть его лицо, но выражение лица Катона заставило меня замереть. — Что? — спрашиваю я. Его лицо такое серьезное. — Катон?
— Уходи прямо сейчас, Талия, — прорычал он. Я расширяю глаза, а сердце замирает от желания, когда я вижу чистое намерение, пылающее в его глазах. — Прямо сейчас, если только ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал.
— Что? — шепчу я.
— Я хотел этого с того момента, как встретил тебя. Я боролся с этим, не хотел тебя пугать, но я не могу… не могу не поцеловать тебя, когда ты так смотришь на меня. Так что уходи сейчас, Талия.
— Талли, — отвечаю я, облизывая губы. Его глаза следят за этим движением, и Катон упирается когтистыми руками в пол, словно пытаясь удержаться от того, чтобы наброситься на меня. — Зови меня Талли. Не останавливайся. — Не знаю, почему это кажется важным, но это так.
— Талли. — Катон тянет это слово, щелкая по губам длинным языком, пока наблюдает за мной. — Уходи.
— А если я не хочу? — я впервые проявляю смелость перед лицом такой нужды. Никто никогда не хотел меня так, словно испытывает физическую боль из-за того, что так сильно во мне нуждается. Только он, только Катон, и он прав — мне нужно, чтобы он меня поцеловал. Мне нужно, чтобы он сделал этот шаг, потому что я никогда не решусь, но я хочу этого.
Этот монстр медленно прокладывал себе путь в мое сердце и душу своими защитными объятиями и мягкими словами. Он танцевал со мной под фонарями, читал мне в библиотеке, защищал меня от своего народа и в то же время работал со мной бок о бок. Нетрудно признать, что Катон мне небезразличен, и мне интересно, что он предлагает.
— Последнее предупреждение, Талли, — рычит монстр, его глаза вспыхивают красным и светятся все ярче, чем дольше я перед ним задерживаюсь.
— Я никуда не уйду. — Я вызывающе вскидываю подбородок. — И что ты сделаешь?
Катон двигается так быстро, что я даже не успеваю отпрянуть. В один момент я стою перед ним на коленях, а в другой — лежу на спине на полу, а он склонился надо мной, протискиваясь между моих ног. Я задыхаюсь, когда он поворачивает бедра и дает мне почувствовать его твердую длину.
— Тебе следовало бежать, маленький человечек.
— Приложи все усилия. — Я ухмыляюсь, зная, что должна бояться, но я не боюсь.
Не с ним.
— Не говори, что я не предупреждал тебя, человечишка, — рычит Катон, его голос свиреп. Это не мой мягкотелый Катон. Нет, это монстр, и он готов забрать то, что ему нужно, а это, как оказалось, я.
Он двигается так же быстро, как и раньше, и приникает губами к моим. Я ожидала сладости, мягкости и неуверенности, но нет. Он впивается в мои губы, зацепив клыками мою нижнюю губу, и проводит своим длинным языком по моему рту, переплетая его с моим. Поцелуй такой жесткий и быстрый, что мне приходится бороться, чтобы не отстать. Острые клыки впиваются в мою губу, и когда Катон отстраняется, я выгибаюсь и облизываю губы, наблюдая за ним.
— Ты такая сладкая на вкус, Талли, — урчит Катон, легко удерживая себя надо мной одной рукой, а другой запутывая когти в моих волосах и откидывая мою голову назад, а затем снова прижимаясь губами к моим. Он теряется во мне так же, как я теряюсь в нем. Застонав, я обхватываю его ногами, поглощенная поцелуем.
Он сметает все мои сомнения, и мое тело загорается так же, как и его глаза. Желание проникает в меня, и я прижимаюсь к Катону, стону ему в рот.
Катон собирается испепелить меня в пламени, а мне, похоже, все равно.
Я провожу ногтями по груди и плечам Катона, заставляя его придвинуться ближе и прикусить мою губу, пока мы оба не почувствуем вкус крови. Внезапно он останавливается и отшатывается, врезаясь в книжный шкаф. Катон тяжело дышит, его губы покраснели от нашего поцелуя и испачканы моей кровью; он поднимается и трогает их, когда я приподнимаюсь, чтобы посмотреть на него.
— У тебя кровь, — рычит Катон, качая головой, когда его глаза начинают затуманиваться. — Черт, Талли! — Он бросается на меня, открывает рот и проверяет мои губы, поэтому я хлопаю его по рукам.
— Катон, — говорю я, повторяя его имя, но он игнорирует меня. Я вижу, как гнев и ненависть к себе проступают на его лице, поэтому крепко сжимаю его щеки, чтобы он посмотрел на меня. — Мне понравилось. — Я наклоняюсь и снова целую его, ощущая вкус своей крови на его губах. — Ты не причинил мне вреда, я сама виновата. Перестань паниковать и доверься мне, я знаю свои пределы.
Катон слизывает кровь с губ,
