горизонту солнца, оно-то и пекло ему лицо, нещадно слепя глаза. Взмокшие от пота волосы липли ко лбу, неприятно пристала к телу и промокшая рубашка.
Двинув затекшей шеей, Паша принялся подниматься, не понимая, как ему удалось уснуть. Резкая боль полоснула ладонь правой руки. Штаны, на которые он оперся рукой, обагрились кровью в месте прикосновения. Стукнулся о землю выпавший осколок того самого древка, который врезался ему в руку во сне. Упав на землю, он покрылся налипшим на кровь песком.
Ничего не понимая, Паша осмотрелся по сторонам, рядом никого не было. Пытаясь понять, откуда мог взяться осколок, да еще и так глубоко прорезать руку, Павел осмотрел кору дуба. Та была целой, как и выпирающие из-под земли корни. «Может на земле валялся…»: не найдя других объяснений, подумал Павел.
Хоть уже и настала пора перестать удивляться происходящему, молодой человек не решился верить тому, что осколок прилетел прямиком из сна. Поэтому он отмел воспоминания о том, что на земле не лежало ни единой мусоринки или щепки, до того, как он заснул. Удовлетворенный объяснением, он все-таки встал, сжимая кровоточащую ладонь. Грязный осколок, который являлся причиной этой неприятной потери крови, он решил взять с собой.
Кое-как бредя на затекших ногах обратно к дому волхва, Паша напряженно обдумывал детали сна. Теперь, когда сознание работало в полную силу, ему было легче обдумывать увиденное. «Видимо, это сражались… боги?»: не соглашаясь сам с собой, он помотал головой. Однако вывод напрашивался сам. По всем стереотипам, которые были прочно вбиты в его голову еще с детства, на небе сражалась либо авиация, либо боги. В данной ситуации, крылатые существа никак не были похожи на истребители.
«Почему тогда ангелы были заодно с демонами, или это не ангелы и не демоны?»: вопросы оставались без ответа.
– Ты где так долго пропадал? – прервал поток мыслей голос Еремея.
– Под дубом спал, – как-то отрешенно ответил Паша, – Вот, руку поранил.
Паша показал испачканную кровью руку, рана все еще пульсировала красной жидкостью.
– Хм… Вижу, – лицо волхва переменилось, на нем появилось выражение крайней озабоченности, – Чем ты поранился?
– Вот, – протянув здоровую руку, Паша показал осколок.
Осторожно сняв с ладони вещицу, волхв поднес ее ближе к лицу, чтобы рассмотреть. На секунду Павлу показалось, будто волхв испугался.
Еремей протер вещь платком, вынутым из-за пазухи. Осколок, казалось, был металлическим, с характерным блеском.
– Ты видел сон? – озадаченно спросил волхв у парня, – Что ты видел?
– Не знаю…– пожал плечами Павел, – Битва какая-то, особо не разобрать было. Да и как-то все теперь расплывчато вспоминается.
– Кто там сражался? – торопливо выуживал информацию волхв, – Кто победил в той битве?
– Не знаю я, там был большой взрыв, меня им… Разбудило.
– Это осколок копья?
– Да, насколько я помню, во сне в меня отлетел осколок от древка, – озадаченно отвечал Павел, он не понимал, как волхв так быстро определил принадлежность осколка.
– Хм, вот это новости, – покачивая головой, Еремей сел на лавку.
Перекладывая осколок из ладони в ладонь, волхв продолжил:
– Этот осколок… Он откололся от копья Перуна, бога – покровителя дружины.
– Там во сне был всадник на летучем коне, с копьем. И был воин в черном с огромным мечом. Они… Сражались, и вот второй, в черном, ударил мечом в копье. Я почему-то плохо все помню… В общем, взорвалось там все, и в меня этот осколок попал, потом я проснулся, – бессвязно рассказывал о событиях Павел.
В комнате воцарилось молчание, волхв обдумывал услышанное, а Паша понимал, что с каждой секундой все сильнее забывает увиденное во сне. Впрочем, волхв не продолжил расспросов, молча отдал осколок Паше. Уже отойдя на несколько шагов, Еремей обернулся и предупредил гостя:
– Не вздумай его утерять, он тебе понадобится.
– И что мне с ним делать?
– Потом поймешь, я и сам не уверен, но таких подарков терять нельзя. Думаю, этот осколок отныне твой оберег. Береги и ты его, чтобы он берег тебя, – волхв отвернулся с тем, чтобы уйти из комнаты.
Паша недоверчиво взглянул на дар богов, который так неудачно разрезал ему руку. Хмыкнув, он упрятал его в своей рубахе. После он вспомнил о ранении, рука была липкой от крови.
– Может, перевязать что-то дашь, или мазь какую-нибудь заживляющую? – крикнул он в след волхву, разглядывая разрез.
Кровь сочилась из продолговатой, глубокой раны. Сосредоточившись на созерцании ранения, он даже несколько испугался неожиданного прикосновения к руке. Рядом стояла Любава. Она склонилась над рукой и принялась промакивать рану тряпицей, при этом она сочувственно поглядывала на Пашу. Тряпица была пропитана каким-то раствором, который сильно жег рану, наподобие йода. Жжение вызывало не только боль, эффект был заметен и визуально, края пореза покрывались корочкой запекшейся крови, постепенно стягиваясь между собой. Почему-то такое волшебство Паше показалось нелицеприятным, и он отвернулся. Плотно сжав зубы, он делал вид, будто ему совсем не больно. Свободной рукой он вытащил осколок, чтобы еще раз его осмотреть. С одного края осколок был заострен, отчего и порезал руку так глубоко, с другой же стороны покрыт узором. Но понять, что именно представлял собой узор в целом, было не возможно, больно уж мал был осколок.
Когда Любава наложила повязку, туго стянув руку, в комнату вошел волхв.
– Так, завтра вместе пойдем к тому дубу, – заговорил он, прохаживаясь по комнате, – кстати, рану тебе Любава врачевала тем самым, что ты давеча по мешочкам раскладывал. Как такую мазь сделать она же тебе и расскажет, а я в деревню пойду по делам, к ужину буду.
С этими словами он, не собирая никаких вещей, вышел из дому.
– Пойдем какашки мешать? – обратился Павел к девушке, пытаясь улыбнуться.
Улыбка вышла больше похожей на оскал, однако Любаву это не смутило.
– Пойдем.
Она повела его за собой через коридор, не доходя до спальни, Любава свернула в узкий проход, который скрывался темной занавеской. Следуя за Любавой, Паша ловил себя на мысли, что разглядеть ее бедра в это широкой юбке невозможно, но его фантазия сама рисовала ему округлые очертания фигуры. Замечтавшись, он споткнулся о высокий порог, и чуть ли не кубарем влетел в маленькую светлую комнатку, запах которой ударил в нос десятком разнообразных ароматов трав. Стремясь найти опору в своем неминуемом падении, Паша схватился за Любаву, чуть ли не утащив ее за собой. Восстановив равновесие, он тихо «ойкнул» и отдернул руки от девичьих плеч.
– Осторожнее, – как-то тихо сказала Любава.
Пашино смущение разгорелось в нем с новой силой, но, видимо, в этот раз и сама девушка смутилась от внезапных прикосновений. Быстро
