а теперь не в себе, злой, как чёрт.
– Помощь нужна? Правда, ладана у меня нет.
– Меня он послал. Хотите составить мне компанию?
Ксения, стоя у машины, волновалась. Ей казалось, что она всё это затеяла зря. Что, таким образом, проблему не решишь. Логинов не оставит без внимания её выходку. «Почему я не ушла, как только ознакомилась с содержимым конверта? Да, я видела, что он напрягся, но не побежал бы он за мной следом. Если перемудрила, почему Олег не стал мне возражать, а лишь предположил. Значит, он думал, как и я, и не видел другого способа. В таком случае, чего себя казнить? Да, поступила по-детски, но бумаги у меня, сама не обижена, и он жив», – думала она.
– Ксения Сергеевна, всё думаете? Не переживайте, с вашим нахалом всё в порядке. Мне секретарь сказала, что утром звонил его тесть. Думаю, он бы отдал бумаги и так. Наказали вы его за оскорбления, которые он себе позволил – чистой воды самооборона от наглеца. Успокойтесь. Виктор Николаевич звонит. Что говорить?
– Скажите, что едем в офис, – ответила Ксения, садясь в машину.
– А вы что скажете?
– Ничего. Я исполнила роль курьера. У меня на душе остался неприятный осадок, а на одежде запах его дорогого парфюма. Как вы думаете: сколько таких Логиновых будет в моей жизни? Они считают себя белой костью, а на самом деле моральные уроды. Отними у них власть и деньги – станут пресмыкающими. Я боюсь за будущее Максима. Ему пятнадцать, а вокруг отсутствие морали, чести, совести, беспринципность и безнаказанность, – грустно говорила Ксения, глядя перед собой. – Не понимаю. Если Логинов разговаривал с Дементьевым утром, он должен был вернуть мне бумаги без всяких условий и извиниться или сделать это молча.
– Не мог он так поступить, – возразил Олег. – Тогда бы пострадало его самолюбие, а он этого не мог допустить. Ксения Сергеевна, хотите, поедем на набережную? Выпьем с вами кофе, посмотрите на воду, успокоитесь. Жалеть не о чем. Ничего, из ряда вон выходящего, не произошло. Едем?
– Поехали, но с одним условием, – глядя на водителя, сказала Ксения, – я остаюсь, а вы везёте Виктору Николаевичу конверт. Он очень переживает из-за этих бумаг. Не говорите ему правды – это лишнее. Через час я буду в офисе. Договорились?
Ксения, глядя на воду, сидела за столиком летнего кафе минут двадцать, когда раздался входящий звонок смартфона. Звонил Олег Логинов.
– Что это было, уважаемая Ксения Сергеевна? – раздражённо спросил он. – Почему ты ушла?
– Почему я ушла? Я не ушла, я сбежала. Я должна была сидеть и смотреть, как вы отдаёте Богу душу? Откуда мне было знать, что с вами происходит? Теряете сознание, проливая коньяк, и сами же недовольны. Скажите спасибо, что я предупредила секретаря. Всего хорошего, – сказала она, отключая вызов.
Ксении вдруг стало весело и спокойно. Она понимала, что Логинов не мог не почувствовать удара, но он не глуп, и никогда не признается в этом. Он теперь знал и то, что Ксения, как не обижена на него, никогда не расскажет о случившемся. Она рассчиталась за кофе и пошла на остановку маршрутного такси, чтобы доехать до офиса.
Она застала Виктора Николаевича в хорошем настроении, он разговаривал по телефону, но поняла, когда встретилась с ним взглядом, что ничего хорошего её не ждёт. Он посмотрел так, как смотрят на провинившегося ребёнка. В его взгляде был и укор, и сожаление. Прошли минуты две, прежде чем он заговорил:
– Присаживайся. Расскажи мне, как тебе в голову пришла такая мерзость? Я считал тебя порядочной, а ты оказалась…– он на секунды замолчал и продолжил: – Думаешь, я не в курсе того, что он пытался за тобой ухаживать при живой жене? Куда делись твои принципы, идеалистка? Когда ты перешла грань? Мне легче было пережить потерю бумаг, чем потерю твоей нравственности. Как ты могла предложить себя в обмен на деньги, пусть и большие? – он говорил так, как прокурор в зале суда, обвиняет падшую женщину.
– Хватит меня отчитывать, – стукнув ладонью по столу, тихо сказала, чуть не плача, Ксения. – У вас в компании всё нормально? Больше нет проблем с инвестором? Ко мне, как к подчинённому, есть претензии? Мы проработали с вами шесть лет. Я думала, мы уважаем друг друга и доверяем. Вы мне кто? Вы не священник – исповедоваться и каяться в своих грехах я перед вами не буду. – Она взяла со стола лист бумаги и ручку.
– Что ты собираешься делать? – удивлённо, не ожидая такой реакции, спросил Каменский.
– Я уже делаю. Вы мне навешали столько ярлыков, что теперь моё место работы на панели, – говорила она, дописывая начатое и ставя подпись. – Пусть юрист займётся бумагами, я всё подпишу. Машину верну, когда получу расчёт. Это заявление об уходе, – сказала Ксения, поднимаясь из-за стола, положив лист на его край. – Приятно было с вами поработать. Прощайте. – Она вышла из кабинета в приёмную. – Меня не будет, все вопросы к Каменскому, – бросила она на ходу секретарю.
В коридоре Ксения столкнулась с Олегом.
– У вас всё в порядке, Ксения Сергеевна?
– Спасибо. Всё просто отлично – я увольняюсь. Извините.
– Виктор Николаевич, разрешите? – спросил охранник, минуя приёмную, открыв дверь кабинета. – Правда, что Ксения Сергеевна увольняется?
– Для тебя её увольнение играет какую-то роль?
– Я причастен к сегодняшней истории. Я возил её на встречу к Логинову и привёз вам бумаги.
– Свечку держал?
– Вы в своём уме? Извините. Он дал ей сутки. Она мне вчера рассказала о его преследовании, попросила поехать с ней и помочь. Контрольное время было десять минут. Вышла через восемь. Что плохого она могла сделать за восемь минут? Отвёз на набережную, а сам повёз вам бумаги, – в сердцах говорил Олег.
– Ты хочешь сказать, что она вышла через восемь минут, и вы уехали вместе?
– Да. У нас был уговор. Она не собиралась там задерживаться. Да, у неё были определённые планы на его счёт, но это далеко не то, о чём вы подумали.
– Ты был в курсе её затеи и не остановил? Почему мне не сказал? Ты на кого работаешь?
– Это было её решение и далось оно ей нелегко. Она знала и о вашей реакции. Что-то могло пойти не так, и мы не стали говорить об этом никому. Вы позволите ей уйти?
– Теперь от меня мало что зависит. Я, старый идиот, обидел её, оскорбил. Поедем домой через час. Иди. «Почему я начал с упрёков, а не поговорил по душам? – думал Каменский, обхватив голову
