безрезультатными. Выходило, что если они и завладеют деньгами, то как их потом потратить, не понимали.
Завтракая на балконе яичницой с беконом, Панайотис, в мундире Карла Бекманна, тщательно выбритый и ухоженный, наблюдал за восходом. Тягучее, тяжелое море медленно выдавливало из себя изогнутый солнечный диск, напоминавший клинок янычара. На душе скребли кошки. Целый мир, который был вокруг, перестал ощущаться домом. Тележный скрип, голоса торговцев, стальные январские волны и короткое холодное солнце – все это вдруг стало чужим, враждебным. Словно неведомый, огромный зверь напрягся, выдыхая изо рта зловоние, готовый беспощадно атаковать.
Жалобно и высоко прокричал мул, тянувший деревенскую телегу. На ней сидели, лежали, прижимаясь к друг другу, дети. С перебинтованными руками и ногами. Одни были в беспамятстве, другие отрешенно смотрели куда-то, мимо снующих людей и проплывающих зданий.
Панайотис привстал. Слухи об изуверствах турецкой армии уже дошли до города. Но никто из греков даже не попытался выступить в открытую. Страх сковал, парализовал сердца и души. Все знали, как турки разделались с армянами. И многие думали тогда, что лучше молчать, не высовываться, не вызывать гнев, а вдруг беда обойдет их стороной.
Телега медленно катилась вдоль гостиницы. Разносчик лаваша, молодой турок, с размаху налетел на мула. На землю полетели круги ароматного белого хлеба, запрыгал по камням железный кофейник, выплескивая горячий напиток. Разносчик с размаху ударил по лицу женщину, державшую за узду животное. Она качнулась назад, прикрывая глаза рукой.
– Грязные собаки! – проорал турок и стал собирать лаваш.
Женщина, извиняясь, кинулась помогать, но получила еще удар. Громко заплакал кто-то из детей. Курившая у отеля проститутка подошла и плюнула в плачущего ребенка. На шум стали собираться люди. В основном турки, греки боялись приближаться.
– Чего тебе здесь надо, греческая уродина? – выкрикнул из толпы мужской бас.
Женщина попыталась объяснить, что везет детей в больницу. В ответ – издевательский смех.
– Никто лечить не будет твоих ублюдков. Проваливайте.
Кто-то прутом ударил мула. Тот жалобно взвизгнул и рванул телегу, не понимая, куда ему идти.
– А не жирно ли им на муле будет? – раздался тот же бас. – А ну, слазьте с телеги.
Женщина упала на колени и, воздев руки, попыталась умилостивить мужчину. Голос ее был тих, и Панайотис не разобрал слов.
– Вон, я сказал. Прочь с телеги, вонючее отребье! – Он все больше распалялся, чувствуя безнаказанность.
Между тем толпа людей, притянувшихся шумом, все возрастала. Блеснул в волосатой руке кривой нож. Чьи-то корявые, скрюченные ненавистью пальцы потянулись в сторону детей. Еще минута и…
Грянул выстрел. Настолько резко и неожиданно, что толпа на мгновение окаменела.
– Разойтись! – громко и отчетливо произнес Панайотис.
Он боялся одного, что сейчас на выстрел выйдут Иван и Панделис. Панделис узнает жителей своего села, те узнают его, и тогда всех их планам придет конец. Но и уйти с балкона – было выше его сил. На балкон дома напротив с чашкой кофе вышел немецкий капитан. Выпрямил спину, завидев майора, и тоже выпалил в воздух. Панайотис уже бежал по лестнице вниз. Подбегая к толпе, вновь выпалил.
– Что здесь происходит? – спросил он, глядя в глаза женщине.
– Господин офицер, я была с этими несчастными детьми в госпитале. Но нас отказались принять.
– Почему? – изображая акцент, спросил Панайотис.
– У нас нет денег. Мы из того села. – Женщина опустила голову.
– Как есть мало денег?
– Их совсем нет.
– Мой денег есть! И пусть хоть один вошь посмеет отказать мне, боевому офицер. – Доктор почувствовал, как лоб заливает потом. На помощь пришел капитан с балкона напротив. Он уже стоял рядом:
– Господин майор, располагайте мной!
– Спасибо! – Панайотис кивнул, растерявшись, совершенно не зная, как нужно разговаривать с офицером, младшим по званию.
– Я знаю, где госпиталь. И смогу договориться, чтобы бедняг приняли.
– Возьмите мои деньги. – Доктор протянул капитану кошелек.
– О, этого слишком много.
– Прошу вас, капитан!
– Все будет сделано, господин майор.
– Благодарю, капитан.
– Мы с вами не знакомы, господин майор? – Капитан заинтересованно смотрел на Панайотиса.
– Давайте сначала отвезем детей в госпиталь. Вы будете с ними, а я здесь попытаюсь утихомирить толпу этих бездельников. А на обратном пути я вас жду.
– Да, господин майор.
Капитан взял за узду мула и тронул телегу.
В дверях гостиницы, белее мела, стоял Панделис. Ему стоило невероятных усилий, чтобы ничем не выдать себя. Из-за его плеча льняным снопом торчала голова Ивана. Доктор Панайотис сунул револьвер в кобуру и пошел к ступенькам. И вдруг сзади громко запричитал разносчик:
– О, горе, мне горе! Что мне теперь делать!
– О чем причитаешь, уважаемый? – посмотрел на него Панайотис.
– Я нес этот лаваш и кофе в банк, господин офицер! Ровно в одиннадцать банк закрывают на технический перерыв и господа завтракают. А теперь мне влетит от моего хозяина, и я потеряю работу. О, горе мне, горе. – Разносчик спрятал лицо за тканью платка. – Мало того что Аллах наградил меня кривыми зубами и рваной губой, так еще и решил окончательно добить меня невезением.
– Мой правильно понималь, твой нужно доставить завтрак к одиннадцати?
– Да, господин офицер.
– Тогда мой купит тебе другой лаваш и кофе. И ты пойдешь в банк.
– Спасибо. Да хранит вас Аллах всемогущий.
– Там, – Панайотис махнул рукой в сторону гостиницы, – есть лаваш и кофе. Пойдем со мной и возьмем.
– Да-да, – закивал разносчик, – Бабек носит в гостиницу, а я в банк.
Швейцар посторонился, пропуская вперед доктора и разносчика. Администратор удивленно повел бровью, но тут же уткнулся в бумаги, получив монету. Они поднялись на второй этаж. Как только вошли в комнату, доктор развернулся и нанес короткий удар рукоятью пистолета в висок.
– Быстро, – крикнул Панделису. – Переодевайся. У тебя теперь заячья губа, которую ты прячешь под платком. Иван, где эти лаваши?
– Видел их на столике в гостиной.
– Ну так тащи сюда.
Через три минуты разносчик бежал в сторону банка, держа в одной руке башню из лаваша, в другой – железный кофейник. Следом за ним, отставая шагов на тридцать, следовали немецкий офицер и турецкий пехотинец.
Охрана недовольно заворчала, завидев Панделиса. Часовая стрелка уже прилично перевалила за одиннадцать. Его пропустили внутрь. Оба охранника вошли следом. Глухие кованые ворота затворились. В этот момент Иван, проходя мимо лотка с рыбой, как бы случайно споткнулся и, падая, толкнул одного из покупателей. Тот упал животом на лоток и опрокинул рыбу в январскую кашу. Заголосил продавец, выкрикивая проклятия. Несколько человек ринулось к Ивану, но тот выпалил из винтовки, отпугивая разъяренных мужчин. Шум, суета, толкотня. Все бежали смотреть, почему стреляют.
В это время в банке Панделис, держа
