из текста договора [следовало, что] право владеть ими принадлежит королю[326]. Поскольку эту обиду, нанесенную ему вопреки данной клятве, нельзя было искупить без военных столкновений, крови и гибели подданных, если только не возобновить и не утвердить нового договора, удовлетворяющего интересам [обеих сторон, нашему] королю было угодно сначала испробовать путь переговоров, а не силу оружия, как подобает мудрецу (по словам Теренция[327]), чтобы подданные не страдали от [роста] налогов, войн и других бедствий и чтобы не проливалась невинная кровь, [ведь] он думал больше о спокойствии подданных, чем о справедливой жажде мщения.
Такой была главная причина этого посольства — то первое, о чем я обещал рассказать. Теперь мне следует перечислить лиц, направленных в это посольство, коим было доверено это дело. [То были] Грегерс Ульфстанд из Эструпа[328], Арнольд Угеруп из Уропа[329], Поуль Верникен[330] — секретарь и я. Чтобы придать [посольству] больше веса, к нам присоединили 6 дворян, чьей помощью мы могли бы пользоваться. Среди них первое место занимал Йене Венстерманн из Ольструпа[331], ему была поручена забота о деньгах, он исполнял обязанности нашего казначея; второе место вслед за ним занимал Стен Матссен[332], которого мы признавали за маршала, третий — Хеннинг Фальстер[333] ведал [нашей] кухней, четвертый — Ёрген Сваве[334] заботился о напитках. Были также Даниэль Хоркен[335] и Ёрген Мунк[336]. Все они ехали с нами, имея слуг и прислужников, так что нас оказалось 100 человек, не считая трех трубачей и стольких же музыкантов[337].
Итак, снявшись с якоря, мы подставили паруса ветрам в пятницу, ближайшую к празднику Вознесения Господня, 9 [числа] месяца мая. Покинув Драгер[338] при попутном ветре, мы на 3 парусных кораблях и б весельных галерах[339] направились к острову Борнхольм[340], отстоящему от Копенгагена на 25 морских миль[341]. Мы прибыли туда на следующий день. Встав там на якорь, провели там ночь. На другой день, на рассвете, когда, как казалось, направление ветра соответствовало нашим желаниям, мы снова направили паруса в море и поплыли к Готланду[342].
Во время плавания [совершенно] неожиданно [для нас] поднялся встречный северный ветер, помешавший нашем) продвижению, поэтому, после того как в течение нескольких часов нас бросало в разных направлениях то туда, то сюда, в соответствии с тем, как сталкивались враждебные волны, мы наконец были вынуждены со [всеми своими] кораблями снова пристать к Борнхольму, откуда начали путешествие.
Выслушай, однако, какое происшествие случилось в это время. Вполне ясное небо в мгновение ока затянулось тучами | до такой степени, что на восьми довольно близко к нам расположенных кораблях мы не могли разглядеть не то что маленьких [предметов], но даже и больших. Поэтому вышло так, что [одна] из галер, под названием “Абрахам”[343], из-за плотности туч неожиданно с такой силой ударилась о нос нашего корабля своим форштевнем, что ее чуть не захлестнули волны; [при этом] она потеряла ту часть правого борта, которая выступала над волнами и находилась ближе к нам; были повреждены передние паруса и фок-мачта[344], так же как и бизань[345]. Все это потом с большим трудом восстановили на Борнхольме.
Но и мы отделались не без урона, часть носа нашего {корабля] была потеряна с большим ущербом для него, ведь в результате этого столкновения отовсюду через пробоины хлынула вода, так что мы и днем и ночью были вынуждены более, чем обычно, откачивать ее из трюма и бороться с сыростью.
После [всего] этого мы (как [уже] было сказано) той же ночью подошли к Борнхольму, но, так как упомянутые тучи закрывали все небо, мы не могли видеть прибрежные скалы; поэтому мы встали на якорь в открытом море. [Лишь только] взошла заря, просветлело небо и разошлись облака, [обнаружилось, что] мы с большой опасностью [для себя] пристроились возле скал, так как считали, что между нами и островом целая миля или даже больше; если бы мы подошли к ним ближе, то с кораблями было бы покончено. Поэтому нужно вознести величайшую хвалу Всемогущему Господу, который спас нас от этих морских опасностей.
20-го числа того же месяца, когда утро благоприятствовало нашему [путешествию], мы снова отправились в путь и 25-го числа, в день Святой Троицы[346], проплыв 110 миль, соизволением Божьей благодати прибыли на остров Эзель[347]. На следующий день, покинув корабли, мы сошли на сушу[348] и поприветствовали ливонскую землю[349].
Там, проводя ночи возле крепости Аренсбург[350], в предместье Хагдверк[351], мы пробыли до 30-го числа [того же] месяца и наблюдали величайшие бедствия людей, голод столь жестокий, что, как мы видели, они ели хлеб, [приготовленный] из измельченных отрубей, сена и соломы, подобно тому как во многих других местах на нашем пути [люди ели] траву, собранную на лугах и пастбищах[352].
Покинув Аренсбург в тот же день[353], мы преодолели 3 мили и заночевали в королевской усадьбе Телсе[354], оттуда на следующий день прибыли в Зоненбург[355], проделав 5 миль.
В первый день июня мы пересекли пролив Монсунд[356] и прибыли к королевской усадьбе Монгард[357]. [Она] была разрушена и сожжена русскими и шведами, так что с той ночи мы спали под открытым небом.
2-го [июня] мы пересекли другой пролив, называемый Большой Монсунд[358] (в нем наш корабль с [большой для себя] опасностью налетел на неизвестную скалу, и, если бы мы не добрались до гавани на той лодке, которая у нас была, с нами, очень может быть, было бы покончено, ведь он [корабль] с такой силой ударился о скалу, что морякам удалось высвободить его и вывести на место, подходящее для плавания, с [большим] трудом — [лишь] за два или три часа), и прибыли в Вигт[359], [находящийся] на расстоянии двух миль от острова Мон[360]. Там нас встретили русские, которые сообщили нам, что поблизости находится шведское войско, поэтому, говорили они, мы не можем безопасно добраться до Пернова[361], прежде чем они [шведы] не уйдут в другое место, ведь в то время у русских были совсем незначительные силы, так что они не могли оказывать им [шведам] сопротивление[362]. Там мы оставались три дня, проводя все ночи под
