Пасху, в Ярославль.
Дня 25. Реки, называющиеся Волга и Которосль, вскрылись, поэтому не могли достать свежего мяса, вынуждены мы были брать на корм дурное, очень соленое мясо. Правда, пытались мы проявить стойкость, но когда нас голод прижал, должны были согласиться на то, что давали. Деньги также сильно поистощились, хотя у панов еще было серебро, но что в нем, когда его запретили продавать. Хотя его временами и позволяли продавать, но никто его не хотел покупать на людях. Покупали тайно, с великими предосторожностями, так как у тех, кто у нас покупал ранее, отобрали серебро какие-то грабители. После же, когда спала вода, стали снова давать свежую телятину и баранину.
Около 30 апреля внезапно прошли холода, как всегда бывает в тех краях: зима быстро кончается, а лето сразу со дня святого Юрия[243] русского наступает. И сразу такая жара устанавливается, какая у нас летом бывает. Однако и летом бывает более неприятного холода, нежели зноя. Ибо как только какое-нибудь облако с Ледовитого моря появится, сразу наступают холода. Зато если солнце греет, то жара стоит без всякой меры. А если непогода начнется, то снова мучают холода, и становится, как осенью. С начала и до исхода зимы можно вдоволь наездиться на санях.
Раздел 5
[Май]
Дня 4. Было большое судебное состязание,[244] по наказу воеводы Салтыкова, в Судной избе. Представили несколько пойманных лазутчиков, но не могли узнать, где их взяли и откуда доставили.
В тот же день видели в городе несколько нарядно одетых поляков, видимо, из тех, которые предались на имя царя, в числе их некий Садовский, который до этого был в Польше камердинером и писарем у пана Краковского, бежал, скитался по разным краям и приехал сюда вместе с паном Стадницким. Говорили, что он в Ростове, изменив, предал панов Стадницких, а там его видели те товарищи наши, которые убегали зимой, но были пойманы в Ростове.
Дня 8. В день святого Станислава, вечером, один из наших, видимо, нарочно, находясь в конюшне, выстрелил из карабина на улицу, едва не прострелив нос стрельцу москвитину. И кучер пана старосты луковского оросился с кулаками и ударил в морду стрельца. Однако неприятностей за этим не последовало.
Дня 12. Годовщина несчастного въезда царицы в Москву.
Дня 17. Служили мы молебен 40 часов, прося у Господа Бога об освобождении. А когда мы до утра бичевали себя все вместе,[245] изумлялась “москва”, слыша шум и выкрикивание дорогих нам имен: “Иезус”, “Мария”. В то время слышали мы, что сторона Шуйского ослабела, проиграв битву.
Дня 18. Годовщина коронации царицы.
Дня 19. Годовщина свадьбы царицы, год тому назад делалась запись в пятницу, а в этом году выпало на воскресенье.
Дня 24. В день Вознесения Христова[246] была большая тревога в Москве. То и дело отправляли свежие войска. Около 27, 28 и других дней перед праздниками приезжало со стороны Москвы очень много бояр и других людей, простонародья. Делали вид, что мы не должны ни с кем видеться из-за опасного положения. Стража, которая стояла у перевоза, направляла проезжающих на другую сторону вала.
Раздел 6
Июнь
Дня 3. Праздники, по милости Господа Бога всемогущего, — спокойные, без печали, так что мы весело Господа Бога хвалили.
Дня 4. Утром получили известие, что 14 000-е войско Шуйского потерпело поражение в битве, которая, как говорили, была еще в самом конце мая. Как в той, так и в другой битвах с обеих сторон очень много крови пролито: как говорили, с конца зимы до 40 000 человек обе стороны потеряли. По этой причине великое замешательство было в Москве, так что сам царь Шуйский должен был двинуться во главе войска против неприятеля.[247]
Около праздника святой Троицы[248] отовсюду как бояре, так и простые служилые люди стекались в Москву без вызова и держали совет об успокоении земли, так как до этого получили наказы через гонцов, которые в этих краях так быстро ездят, что в сутки 30 миль могут проехать. Относительно их съезда ходили слухи, что они либо другого царя должны выбрать, либо, всею силою, выманив неприятеля, ударить по нему.[249]
Дня 10. Позволили нам продавать лошадей, которые еще при нас были, также и оружие, которое им требовалось для войны. Некоторые тогда продавали лошадей, особенно те, которые нуждались. Но оружия своего ни один не сбывал, ибо еще “москве” не верили.
Дня 15. Двое немцев, неведомо откуда взявшихся, проходя мимо нашего двора, поведали нам тайком, что Дмитрий точно жив.
Дня 19. Грамоты от Шуйского в Ярославль пришли, в которых приказал им тот тиран, чтобы снова на войну некоторое число людей отправили из соховников,[250] а по-нашему заседателей. Сильно роптали на царя, что такое великое кровопролитие из-за него творится.
Дня 20. Пришло известие, что 6000 людей убежало от Шуйского из сторожевого полка. Мы узнали, что также разговоры между ними о Дмитрии были. Желая ему (если жив) одержать верх, наши приставы и с нами в то время ласковее обходились. Однако тем рассказам и верилось, и не верилось.
Дня 24. В день святого Яна, уже поздним вечером, поселилась между нами тревога, так как сказали, что под городом находится Голицын[251] с войском. Этот Голицын был одним из лучших воевод московских, который в день погрома приезжал к пану воеводе в столичном городе Москве. С ним и вправду было несколько сот человек, и некоторые из наших видели их в течение нескольких дней, пока они не пошли в Москву.
Внезапно пришли радостные известия, и наши страхи исчезли. Надеялись, что мы поедем в Польшу зимним путем, что не очень нам подходило, так как мы боялись холодов. Ибо многие уже обнищали.
Раздел 7
Июль
Дня 3. Прямо противоположные известия. Пришли грамоты от Шуйского, он сообщал с великой гордостью ярославцам, что разгромил изменников и гетмана их, называющегося Болотниковым, около 5000 человек поймал.[252] Другие же говорили, что все это ложь.[253] Была, правда, суровая битва, которая продолжалась день и ночь (так как в это время заря ночью никогда не гаснет, и ночи едва 4 часа продолжаются), 29 июня. В ней, действительно, с обеих сторон немало людей полегло, но все-таки несравнимо больше потерял Шуйский, а именно, говорили о 25 000 убитых людях его.
