— Таким талантом не обладаю, — ответил он.
— Я тоже, — вздохнула Элинор.
— Бесс не стала матерью ни одного из моих детей, — сказал, наконец, Вильерс.
— Прекрасно, — ответила Элинор.
— Она променяла меня на другого, более красивого, — признался Вильерс.
Элинор внимательно посмотрела на него. Нет, он не был красив. Но в нем чувствовался настоящий мужчина.
Он привел Элинор в замешательство. Ей вдруг захотелось, чтобы он повалил ее прямо здесь и тут же овладел ею. Но вслух она произнесла:
— Она променяла вас на кого-то? Я думала это невозможно для такой, как она, учитывая ваш главный козырь — герцогский титул. Вы и сами об этом говорили.
— Да, но нашелся другой герцог, который переманил ее у меня, — Элайджа Бомон.
— Да она просто счастливица! — воскликнула Элинор. — Ее расположения добивались сразу два герцога. Не из-за нее ли вы дрались на вашей знаменитой дуэли?
— Эта женщина слишком низкого звания, чтобы драться из-за нее на дуэли. Я просто уступил ее этому красавцу, похожему на Адониса.
— Герцог Бомон красив, — согласилась Элинор, думая, что он все же уступает ее Гидеону. К тому же Элайджа казался слишком усталым, чтобы представить его в роли волокиты.
— Пожалуй, вы первая леди, которая не слишком высоко его ценит, — заметил Вильерс. — Видимо, герцог Гидеон кажется вам красивее?
Элинор кивнула.
— Более блестящий, стройный, привлекательнее во всех отношениях?
— Да, — согласилась Элинор.
— Простите, что посмел допрашивать вас, — произнес Вильерс.
— Но это было давно, несколько лет назад, — сказала Элинор, с интересом поглядывая на него.
— Если вы думаете о нем, целуясь с другим, значит, для вас все это еще слишком свежо, — возразил Вильерс.
Ей было трудно отрицать очевидное. Их помолвка с Вильерсом становилась все менее вероятной, хотя она и не старалась нарочно разрушить ее.
В этот момент раздался звон и стук со стороны Роланда и Лизетт. И кажется, последняя готовилась разбить о его голову лютню. Тот вовремя перехватил ее руку.
— Ты маленькая заносчивая штучка... — донесся голос Роланда.
Лизетт поспешно скрылась за дверями библиотеки.
— Простите, — сказал Роланд, направляясь к остававшейся парочке. — Когда два музыканта объединяются, они теряют не только чувство времени, но и рассудок... — Он выразительно посмотрел на Элинор.
Та смутилась, почувствовав в его словах подвох. Она не учла, что могли быть свидетели ее смелого поцелуя с Вильерсом.
— Ночью на свежем воздухе ваша музыка звучала так волшебно, что потерять чувство времени совсем не сложно, — заметил Вильерс. — Я говорю не только о вас.
Роланд внимательно глянул на него.
— Я мечтаю переложить на музыку строки Шекспира, — сказал он. — Вот эти, например: «Если музыка питает любовь, играй еще...» Это, случайно, не из «Сна в летнюю ночь»? Вы не помните?
— По-моему, это из «Двенадцатой ночи»,— ответил Вильерс.
— Мне не очень нравятся все эти старомодные пьесы, — сказал Роланд. — От них пахнет антиквариатом.
Он не смотрел на Вильерса, улыбался только Элинор. Она тоже едва сдерживала улыбку. Она была почти уверена, что Роланд видел, как она целовалась с Вильерсом.
— Мы, старики, — с усмешкой сказал Вильерс, — должны ложиться спать в одно время с курами.
— Ах, я думал, что позволил себе ни к чему не относящееся сравнение, — произнес Роланд. — Леди Элинор, позвольте пригласить вас на прогулку по окрестностям завтра.
— Конечно, — согласился Вильерс, примеряя роль доброго дядюшки. — Вам, молодежи, лучше гоняться на лошадях, пока мы, старики, будем жаловаться на свое недомогание.
— Я буду рада увидеться с вами вновь, сэр Роланд, — сказала Элинор, протянув ему руку.
Роланд поцеловал ей руку.
— Итак, до завтра? — спросил он, ловя ее взгляд.
— Не забудьте свою лютню, — напомнил Вильерс.
Роланд кивнул ему, не скрывая раздражения.
Вильерс откинулся в кресле, проявляя полное безразличие к тому, что они остались одни.
— Вы не знаете, что вдруг нашло на Лизетт? — спросил он, как ни в чем не бывало.
Элинор вспомнила, с какой яростью та размахивала лютней.
— Наверное, Роланд сказал ей что-то, что ее задело, — предположила она.
— Я тоже так думаю, — произнес Вильерс. — Думаю, его развязные манеры служат плохим проводником к брачному венцу, гораздо худшим, чем его поцелуи. Впрочем, трудно судить о поцелуях.
— Вы ревнуете? — спросила она, с наслаждением вдыхая теплый ночной воздух.
— Будь я на месте его жены, в первую же неделю затолкал все его помпезные поэмы ему же в глотку, — усмехнулся Вильерс.
Элинор весело рассмеялась:
— Вы поймали его, на плохом знании Шекспира и поэтому он разозлился. Но что, если в один прекрасный день он станет великим? Тогда вам будет стыдно не знать его текстов.
Вильерс наклонился к ней:
— Может, хватит о нем говорить? Вы сказали, что хотите узнать, как он целуется, прежде чем что-то решить. Так вот, для меня поцелуй ничего не значит. Даже если в нем участвует третий невидимый партнер, такой непревзойденный красавец, как ваш Эстли.
— Я думала о нем не больше секунды, — сказала Элинор, чувствуя, что сердце у нее учащенно бьется.
— Почему бы вам, не исправить своей ошибки, обратив внимание на того, кто перед вами? — спросил Вильерс.
О, разумеется, она была к этому готова. Хотя ее практика с Гидеоном закончилась довольно давно. Ее губы скользнули по его губам.
Но он не ответил на поцелуй.
Она проглотила это унижение и прижалась к нему оголенной грудью.
Гидеон всегда закрывал глаза, когда она целовала его. Но Вильерс смотрел на нее скорее с удивлением, чем со страстным желанием.
— Что-то не так? — спросила она.
— Не уверен, что мне этого хочется — поцелуев той, которая постоянно думает об Эстли, — произнес он.
— Ну и прекрасно, — произнесла Элинор, откинувшись в кресле. — Мне уже все равно пора...
— Но я уверен, что мне хочется самому поцеловать вас, — неожиданно заявил он, привлекая ее к себе и беря ее лицо в ладони. Он не желал чувствовать себя соблазненным, он желал быть завоевателем. Он нашел ее губы и впился в них со всем жаром неудовлетворенной страсти.
Теперь Элинор поняла, почему он не встречает у женщин отказа. Дело было не в его деньгах и герцогском титуле.
А в его умении превращаться из блистательного чопорного герцога в первобытного хищника, способного загнать самку до изнеможения.
