И… меня не пугало это чувство. Раньше пугало. Ведь это значило, что я беззащитна перед тем, кто мнёт меня в руках. Сейчас ничего не изменилось по сути своей, но беззащитностью моей не пользовались себе в жестокое удовольствие, а просто вели в танце.
Долгие три года я содрогалась при мысли о мужских прикосновениях. Ингрен — красивый мужчина. Как можно оставаться равнодушной?
— Ах!
Прижали меня так крепко и так резко, что дыхание выбило из груди, и я чуть не сбилась с шага.
Кажется, это даже неприлично.
— Ва… Атачи! — выдохнула я, когда меня, не отстраняя от себя ни на дюйм, повели кругом.
— Что такое? — тихо сказали мне на ухо. — Мы можем играть кого угодно, во что угодно. Только вот скрывают ли маски что-то или же, напротив, обнажают до глубины души?..
Мы расступились, отпустили руки, чтобы повернуться и снова сойтись.
— Почему вы не закончили начатое? — вновь заговорил Ингрен.
— Тогда всё происходящее потеряло бы смысл.
— Я бы очень хотел, чтобы оно не имело смысла…
Эти слова растворились в финальных аккордах музыки, и мы разошлись для поклона. Мне остаётся лишь догадываться об истинном смысле сказанного. Высокая фигура в свободных одеждах растворилась в толпе, напоследок бросив на меня взгляд, пробравший до самого нутра — столько огня было в синих глазах! Но, может, это игра воображения?
А вот мои собственные чувства не могут быть игрой воображения — это точно. И поэтому нужно быть осторожной. Очень. Чтобы не растоптали.
Прошло ещё три танца. Я не отказывала кавалерам, которые приглашали меня, потому что решила по полной использовать недолговечные знания и навыки танцев. Мне говорили комплименты, я улыбалась, пытаясь взглядом отыскать Ингрена… но он словно растаял.
В ушах начало звенеть, и я поторопилась выйти на балкон, в объятия нежного прохладного ветра.
— А, это ты.
Я вздрогнула от неожиданности.
Лалли. Такая непривычно угрюмая и злая, словно бы все присутствующие на балу — её личные враги, а она вынуждена скрывать своё истинное отношение к ним. К этому её «а, это ты» я уже, кажется, начинаю привыкать.
— Да, — кивнула я и подошла ближе. — Почему ты такая злая?
На балконе дышать определённо легче, даже если Лалли рядом.
Она ответила не сразу. Она медленно тянула сок из бокала и смотрела куда-то вдаль, сквозь стены. Взгляд её был пустым. Кажется, она была пьяна.
— Я не злая, — сказала она наконец. — А хотя нет. Злая!
И снова отпила сок. Её рука дрогнула, и она едва не облилась. Действительно злая и не в себе.
Не могу сказать, что хочу её выслушивать. И уж точно не хочу знать причину. Однако уйти просто так мне не дали.
— Там семейка моей мачехи. Этих морских червей я узнаю даже в масках и нелепых костюмах, — заговорила Лалли. — Это всё из-за них. Выиграю отбор и сживу со свету их всех до единого, пресеку их семя под самое основание. Ненавижу.
Твёрдо кивнув сама себе, она повторила: «Сживу» — и, не оглядываясь, ушла обратно в зал. Ко мне интерес она потеряла. Я уж подумала в какой-то момент, что она узнала принца, увидела наш танец, и теперь потребует с меня отчёта. Но нет, она удивила.
Возможно, это и есть её настоящая цель? И что из-за них произошло? Связана ли с ними смерть её бабушки?..
Впрочем, это не моё дело. И сомневаюсь, что Лалли отважилась бы на такое.
Звон в ушах прошёл, и я вернулась в зал.
— Сегодня превосходный вечер, не так ли? Да будет всю жизнь здоров и радостен его высочество Майнар! — вдруг раздался незнакомый голос рядом.
Я развернулась и окинула взглядом высокого мужчину в такой же золотой маске, как и у меня. я на миг даже остолбенела, но сразу расслабилась. Да, золотая, но совсем другая, сплошная, с прорезями лишь для глаз и с щелью для рта. Маска странно усмехалась, словно наблюдая за всеми вокруг и делая какие-то свои выводы. Скорее всего, неприятные, нежеланные для других.
Совпадение, конечно же. Золотая маска — это вряд ли что-то редкое и неожиданное.
— Вы правы, — согласилась я.
— Впервые на балу? — полюбопытствовал незнакомец. Его голос из-за маски звучал глухо.
Он рассматривал меня очень пристально — настолько, что даже непристойно. Во взгляде светло-карих глаз не было огня, не было горячего интереса, как у Ингрена. Интерес был — но интерес холодный, сосредоточенный, рассудочный. И слишком открытый.
— Если вам угодно, то да, считайте, что первый, — уклончиво ответила я.
Незнакомец тут же уловил моё смущение.
— Простите мою бестактность, — примирительным тоном сказал он. — Это не имеет значения. В любом случае я рад, что увидел вас здесь. Вы можете называть меня Дарн.
Говорит так, словно бы уже встречался со мной, но я не могу припомнить ни такого голоса, ни такой стати. Если только мельком… Но я ранее не пересекалась со знатью, вхожей в королевский дворец.
— Приятно познакомиться, — склонила я голову. — Обращайтесь ко мне Лори.
— Вы кажетесь жемчужиной в объятиях золота — настолько вы красивы, — неожиданно проникновенно сказал Дарн. — Раз мы с вами оба оказались в золотой оправе, не окажете ли мне честь, подарив этот танец?
Сложно судить о внешности Дарна. Он был очень высок — выше Ингрена, и я едва дотягивалась до его плеча. Его тёмные волосы, заплетённые в косы, отливали медью. Одет он был богато, почти кричаще — ещё чуть-чуть, и перешёл бы грань.
Почти как Ардвин тогда, на моей свадьбе…
— Прошу простить. Я немного устала и хотела бы пропустить танец, чтобы отдохнуть. Не хочется нарушать нашу с вами золотую гармонию, но четвёртый танец подряд я не выдержу. Извините.
Дарна сбить с толку оказалось сложно. Его не смутила даже моя явная неотёсанность, которая бросалась в глаза на фоне царящего лоска.
— Понимаю. Что, если мы пропустим этот танец и просто пообщаемся немного? — В его голосе слышалась улыбка.
Да уж, предыдущие кавалеры были куда деликатнее. Но Дарн явно знал, что порой настойчивостью можно решить гораздо больше, чем самой изощрённой дипломатией, и это касается и общения с женщинами. О, он совершенно точно избалован женским вниманием, он привык нравиться. У меня на таких чутьё.
Но я, кажется, хотела повеселиться, насколько возможно. Ни к чему не обязывающая беседа с кавалером вряд ли испортит вечер. И отдохнуть от танцев действительно бы не помешало.
— С радостью проведу с вами время.
Кажется, даже маска его засияла от радости ещё ярче прежнего.
9
