26 апреля 1894 года* * *
Завтракали в молчании. По заведенному обычаю утром собирались в малой столовой. Зала была оформлена с купеческим шиком. Дубовый потолок держали мощные балки, стены закрывали панели с тонкими вставками растительных узоров. Не пощадив труд мастеров, прямо в тонкие орнаменты были вколочены крюки, на которых развесили картины со сценами охоты и старинное оружие. Для полного шика прицепили французский гобелен, на котором свора легавых загоняла благородного оленя. Спинки стульев были покрыты резными украшениями, от которых оставались следы на спине. Сидеть приходилось с осторожностью, зато возникала стройность. Стулья выточены под старину, во вкусе средневековых английских королей, как представлял этот вкус московский купец Бабанов. Несмотря на помпезность, столовая казалась тесной, как старый сундук. Свет из окон и хрустальная люстра не справлялись с мраком мореного дерева.
Хозяина не было, а порядок держался незыблемо. Члены семьи заняли свои места. Авиве Капитоновне полагалось находиться по правую руку от главы стола – там, где много лет назад указал сесть муж, когда привел ее в дом. Там вдова находилась сейчас. Напротив нее место пустовало: Федор Козьмич не разрешал садиться по левую руку от себя. Занять этот стул сестра не посмела. Астра сидела сразу за пустым стулом, немного наискосок от матери. За ней Гая. Василиса была допущена, но имела право сидеть в нижнем конце стола, чтобы бегать на кухню по любой надобности.
В тишине столовой звякали ложки о севрский фарфор. От тарелок глаза никто не поднимал. Будто опасались глянуть на черный монумент стула Федора Козьмича. Будто сам он незримо присутствовал. Или сквозняк разыгрался.
Оставив ложку в каше, Астра сложила перед собой руки, как прилежная ученица пансиона.
– Маменька, позвольте поговорить, – сказала она чрезвычайно спокойно.
Не глянув в ее сторону, Авива Капитоновна продолжила есть маленькими глотками.
– Чего тебе?
– Все, что сейчас скажу вам, не порыв расстроенных нервов барышни, не пустые страхи, а твердое понимание катастрофы, в которую вскоре превратится моя жизнь… Поэтому прошу вас, как только дочь может просить любящую мать, которая дала ей жизнь, прошу вас: пощадите, не отнимайте мою жизнь… Пощадите меня… Пощадите, маменька…
Гая с Василисой замерли над тарелками, не смея шелохнуться. Астра с вызовом смотрела на мать. Она казалась спокойной, как спокоен человек, которому нечего терять. Авива Капитоновна не сразу взглянула на дочь.
– Не понимаю, о какой пощаде ты просишь, дорогая, – наконец сказала она. – Кажется, у тебя есть все, о чем может мечтать любая девушка…
– Вы знаете, о чем прошу, – с вызовом ответила Астра.
– Нет, не понимаю и не желаю понимать… Выскажись напрямик.
Краешком глаза Гая заметила на губах сестры улыбку. И поняла, что сейчас случится. Она зажмурилась, чтобы не так страшно было.
– Как вам будет угодно, маменька, – сказала Астра. – Я прошу, нет – умоляю вас отказаться от решения выдать меня замуж за графа Урсегова. Прошу пощадить меня, вашу дочь… Хотите, на колени встану перед вами…
Мадам Бабанова не выразила ни удивления, ни раздражения.
– Отчего же ты не хочешь выйти за графа? – спросила она ровным голосом. – Небольшая разница в возрасте полезна для семейного счастья…
– Он наглец и подлец…
– Такие обвинения требуют доказательств, дорогая…
– Доказательства? Извольте…
Все более распаляясь, Астра рассказала такое, о чем не только за столом не принято говорить, но даже произносить вслух. Во всяком случае, в дамском обществе, где дочери на выданье, а еще Василиса имеется. Авива Капитоновна выслушала так, будто кухарка докладывала об испорченной крупе.
– Глупейшие сплетни и слухи, – сказал она, когда Астра завершила бурную речь.
– У меня есть доказательства! – вскричала Астра. – Разве этого вам мало?
Взвизгнув стулом по мраморному полу, Авива Капитоновна встала, как истинная хозяйка всего: положения, дома, жизни дочерей.
– Не желаю более слушать глупости, – заявила она. – Ты в моей власти, Астра Федоровна. Не смей идти поперек материнской воли. Слово мое для тебя закон. За кого скажу – за того и пойдешь. Хоть за извозчика. А вздумаешь бунтовать – сверну в бараний рог, лишу приданого, из дома выгоню. Будешь помои в трактире выносить…
Астра стукнула кулачком по столу так, что ложка подпрыгнула. Характер шел на характер.
– Не смеете! – сдерживая бешенство, закричала она. – Приданое мне папенька оставил, не можете им распоряжаться…
– В своем доме все могу. – Авива Капитоновна толкнула тарелку. – И слушать более не желаю. Сегодня вечером у нас прием. Гости соберутся узким кругом. Тогда и узнаешь, как моей воле перечить. Благодарю, что по своей глупости помогла принять мне окончательное решение… Василиса, к тебе поручение…
Девушка быстро встала, послушно склонив голову.
– Проследишь, чтобы на столе было лучшее… Шампанское из погреба прикажи взять, закуски отборные… С тебя лично спрос будет…
– Не беспокойтесь, Авива Капитоновна, я прослежу, – ответила она с поклоном.
– Смотри у меня… Не подведи… А вы, голубушки, – обратилась она к дочерям, – извольте исполнять свой долг. При отце самовольства не было, и я не потерплю. Обеим быть причесанными и наряженными к восьми вечера…
С этим мадам Бабанова покинула столовую. Гордая, как царица.
Уронив голову, Астра уткнулась лбом в стиснутые кисти рук. Обняв сестру за плечи, Гая принялась успокаивать, как обычно уговаривая потерпеть: сделать ничего невозможно, надо принимать свою долю, все будет хорошо. Ну и тому подобное… Василиса держалась в стороне.
Резким движением Астра скинула объятия сестры.
