Бёртон толкнул дверь, и они вошли, причем Пеннифорсу пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низкую притолоку.
— Отец, купишь нам выпить? — спросил какой-то человек у Бёртона, прежде чем тот успел сделать шаг к бару.
— Сам покупай себе чертово пойло, — пробурчал агент, не выходя из роли.
— Полегче, старый хрыч!
— Сам полегче, — предупредил его Пеннифорс, и его массивный кулак поднялся к подбородку кокни.
— Я ж не сделал ничо, — пролепетал незнакомец и растаял в толпе.
Они протолкались к стойке и заказали джин.
Бармен потребовал показать деньги.
Прямо у стойки они мгновенно заглотили спиртное и тут же повторили заказ.
— Жажда, что ль? — спросил человек рядом с Пеннифорсом.
— А то, — проворчал кэбби.
— У меня тоже. Всегда, как с женой подерусь.
— Небось задала тебе трепку, а?
— Как бы не так, я ей дал, чертовой перечнице! Че-то я не видал тебя тут раньше…
— Так я и не был тут раньше.
— Это твой кореш? — человек повернулся к Бёртону.
— Допустим, — хрипло ответил Пеннифорс. — А тебе чего?
— Просто интересуюсь… по-соседски. Не хочешь говорить, не надо.
— Ты прав, приятель. Вот привел его из Майл-Энда, притащились сюда праздновать!
Человек засмеялся:
— Праздновать? Здесь?
— По крайней мере, тут нет этих чертовых волков, что носятся в ночи, как оглашенные, — ответил кэбби.
Бёртон одобрительно улыбнулся в стакан. Молодец, Монти. Славно сработал.
Он заказал еще спиртного.
— Вот, промочи глотку, — проскрипел Бёртон, подвигая новому знакомому большую кружку пива.
— Благодарствую, отец. Кстати, я Фред. Фред Спунер.
— Френк Бейкер, — отозвался Бёртон. — А это мой сынок, Монти.
Они выпили за здоровье.
Сидящий в углу аккордеонист принялся выдавливать из инструмента жалкую мелодию, и толпа заорала непристойную песню, в которой, насколько можно было разобрать, говорилось о разных местах, где успели побывать женские трусы, принадлежавшие мамаше Тукер.
Бёртон настроился терпеливо ждать, стоически перенося запах кислого пота, гнилого дыхания, вонючего пива и застарелой мочи, но особенно долго ждать не пришлось.
— Так они уже в Майл-Энде? — крикнул Спунер, перекрывая гул.
— Да! — громко ответил Пеннифорс.
— Тогда скоро будут и тут! Давеча мой приятель из Уоппинга потерял своего жильца из-за них.
— Что значит «потерял»?
— Они схватили мальчишку, который снимал у него угол. Вот что они делают — утаскивают людей, хотя некоторые потом возвращаются обратно. Они таскали сначала из Уайтчепела, потом из Шадвелла, последние недели из Уоппинга, а теперь, похоже, настал черед Майл-Энда.
— Тысяча чертей! А кто они такие?
— Хрен знает. Собаки. Волки. Люди. Чего-то посередке. И еще они взрываются!
— Взрываются? — удивился Бёртон. — Как это?
— Я слыхал о трех случаях: они взрываются без всякой причины, горят ясным пламенем, как сухая солома, и после от них не остается ничего! Хотел бы я, чтоб они все так и сдохли! Это преисподняя втягивает их обратно, там им и место!
— Ужас! — заявил Бёртон.
— Па, нам пора, — встрял в разговор Пеннифорс.
— Погоди, дай допить стакан, — заартачился Бёртон.
— Тогда быстрее!
— А ты не видел тут одного типа, художника? — спросил Бёртон у Спунера.
— Ну, есть тут один ловкач, Сид Седжвик. Он настоящий художник в этом ремесле. А ты задумал чего-то замутить?
— Не, приятель, я не про то. Я имею в виду типа, который малюет красками.
Спунер чуть не захлебнулся пивом:
— Чо? Ты все шуткуешь! Тип с красками? Здесь?!
— Ну, я слышал, есть один такой.
— Пап, чё с тобой? Ты хочешь заказать свой портрет и повесить в долбаной Национальной галерее?
— Хватит! — оборвал его Бёртон.
Они допили джин и попрощались со Спунером.
— Удачи! — крикнул он, когда они отошли от стойки и стали проталкиваться через толпу к выходу. Вывалившись на улицу, они глубоко вздохнули, надеясь на глоток свежего воздуха, но напрасно.
Хотя было далеко за полночь, воздух так и остался тяжелым, отвратительным и тлетворным.
— До Уоппинга недалеко, если напрямик, — негромко сказал Бёртон. — Но в этом лабиринте черт ногу сломит.
— Не волнуйся, босс. Я знаю дорогу.
— Ты со мной?
— Назвался груздем — полезай в кузов.
— Молодчина! Ты ловко выудил информацию из Спунера. Благодаря тебе теперь мы знаем, где охотятся вервольфы.
— Кто-кто?
— Люди-волки.
Они пошли дальше по адским закоулкам, и вновь к ним ежеминутно приставали мерзкие типы обоего пола, то предлагая любовь, то жалуясь на тяжелую жизнь, то умоляя дать денег, то угрожая убить. Только револьверы, устрашающий внешний вид и огромный рост Монтегю Пеннифорса спасали их от бандитов с ножами, дубинками и удавками.
Но и это не помогло, как только они пересекли Кайбл-стрит и оказались на окраинах Уоппинга.
Они уже прошли Джунипер-стрит и повернули налево в безымянный переулок, когда из темного проема вывалилась банда и бросилась на них; на Пеннифорса накинули большое одеяло, сбили с ног, и, когда он упал на землю, сразу несколько отморозков взгромоздились на него и придавили всем своим весом. Он боролся, как лев, но ничего не мог поделать с пятью здоровенными головорезами.
Тем временем Бёртона окружили трое — двое спереди и один сзади; каждый из бандитов, ухмыляясь, помахивал ножом.
Бёртон стоял спокойно, как старый моряк, немного ссутулившись и подслеповато поглядывая на отморозков.
— Ч-чё надо?
— А чё у тебя есть? — ответил один, вероятно, главарь — высокий, с крысиным лицом, спутанной черной бородой и липкими космами.
— Н-ничё.
— Да ну? А я вижу вон на тебе крепкие сапоги, и что-то мне сдается, что под своим теплым пальтишком ты прячешь ствол. С барахлом придется расстаться, ежели жить хочешь.
Бёртон почувствовал, как человек позади сделал шаг к нему.
«Ну-ка, еще один, дружок», — подумал он.
— А твой котелок будет клево смотреться на моей башке, как у какого-нибудь хлыща, да, парни?
— Уффф! — завозился Пеннифорс под одеялом.
