доступ к ядам иметь, но ещё и в дозировках разбираться. Чтоб, значит, гарантированно человека жизни лишить.
— А она тебя точно не запалила?
— Жора, я в уголовном розыске не первый год. Методам слежки обучен. Чтобы меня спалить, нужно очень постараться, а она не больно-то старалась. И да, я к ней человечка приставил, так что никуда она от нас не денется. Задержим и вытащим всю подноготную.
— Сорок минут истекли. Пора ехать! — вернулся Иван Никитович.
Служебная машина высадила меня недалеко от дома, я попрощался с начальством и мужиками и отправился на боковую. Поспать по дороге не удалось, хлипкий грузовичок мотало и бросало во всем стороны по дороге.
Придя в выделенную нам с Петром комнату в коммуналке, упал не раздеваясь на кровать и обнял пахнувшую свежестью подушку. Глаза закрылись сами собой, а когда открылись — на часах было уже двенадцать. Самое время для подвига.
Прошёл на кухню, вскипятил воды, заварил крепкого, почти до состояния чифиря, чая и стал пить его из металлической кружки. Сахара не нашёл, поэтому пил вприкуску со случайно обнаруженным пряником, твёрдым как камень. Чтобы не сломать зубы, пришлось вымачивать его и только потом есть.
Постепенно сон уходил из головы, мозг начинал работать всё лучше и лучше.
Вот что значит молодость — в бытность «тащ майором», когда мне стукнул «полтинник» так легко я бы не отделался, пришлось бы глотать таблетки горстью и мучиться как с похмелья.
А тут — поспал пару часов и порядок в танковых войсках! Хоть сейчас в клубешник на дискотеку. Вот только, какой ещё клубешник и где та дискотека?
Я невольно вздрогнул: а что если ничего этого нет? Вдруг всё, что со мной происходит — плод игры мозга. И что касается меня… Я в действительности сплю, лежу в больничке или того хуже…
Мать! Мать! Мать!
Аж в жар бросило и проняло до мозга костей…
Отставить! Никакой паники!
И да, сантименты и глупые размышления в сторону! Сон ли это, воспаление мозга, галлюцинация или что-то другое, я всё равно обязан оставаться самим собой.
Есть уголовный элемент: бандиты всех мастей, душегубы, воры, убийцы, насильники… Я боролся с ним тогда, буду бороться и сейчас. Иначе просто не могу, характер не позволяет.
А ещё есть женщина, жена моего раненого товарища. Она не просила меня ни о чём, но интуиция подсказывает — она в беде. Ей надо помочь.
И этот простой как лом в разрезе факт сделал таким же простым сам факт моего пребывания здесь.
Менту — ментово!
Вор не должен бегать на свободе, его место в тюрьме или в могиле.
Вот так, дорогие мои! Вот так!
На кухне появилась соседка — смешливая толстушка Дуня, мать двух вертлявых и беспокойных огольцов и по совместительству супруга слесаря из железнодорожного депо.
— Жора, а ты чего чай с таком пьёшь? — удивилась она. — Время обеденное.
— Почему с таком? У меня вот — пряник есть.
— Твоим пряником башку пробить можно. Давай я тебя накормлю.
— Неудобно как-то, Дунь…
— Тоже мне — нашёл неудобство! Я трёх мужиков кормлю, нешто четвёртого не прокормить будет! Борщ любишь?
— Люблю!
— А драники?
— И драники люблю, — признался я.
— Вот и ладушки. Я как раз драников нажарила с сальцем. А чайком потом побалуешься.
Напоили и накормили меня от души. Я с трудом встал из-за стола.
— Всё было очень вкусно! Спасибо тебе, хозяюшка!
— Да за что? — на самом деле не поняла она.
Я улыбнулся в ответ и стал собираться.
Путь мой лежал в лавку Веры.
Постою в сторонке, тихонечко осмотрюсь, а дальше буду действовать по обстановке.
Глава 19
Я прошёл вдоль чугунной ограды сада и оказался напротив двухэтажного деревянного дома. Ну вот, я на точке: если верить вывеске — лавка скобяных товаров, принадлежавшая Веронике Михайловой, занимала весь первый этаж. Второй был отдан под коммунальные квартиры.
Внутрь пока заходить не стал, отошёл в сторонку к фонарному столбу, подпер его спиной и, как говорили в моё время — «прикинулся шлангом», то есть стал изображать праздношатающегося лодыря, благо таких хватало.
Безработица, дери её за ногу…
Мимо проехала гружённая телега, остановилась возле магазина. Я напрягся, но потом облегчённо вздохнул — это привезли какой-то товар, и с крыльца лавки за ним уже спускались два паренька лет пятнадцати. Они принялись сноровисто разгружать телегу, таская на плечах узкие длинные ящики.
Появилась Вера, она замерла возле дверей и стала наблюдать за процессом разгрузки, время от времени давая указания. До меня доносились только обрывки её слов.
Чтобы не попасться ей на глаза, я отвернулся, достал небольшое карманное зеркальце и взял его так, чтобы в нём отражалась Вера.
Когда с разгрузкой было покончено, телега уехала, а женщина и её двое помощников скрылись в лавке.
Пока никакого криминала, обычные торговые будни нэпманши средней руки. Если и дальше так пойдёт, придётся сворачиваться или пытаться вызвать супругу Петра на откровенность. Знаток женской психологии из меня так себе, но я был уверен на девяносто процентов, что последнее вряд ли прокатит. Не станет Вера делиться со мной своими проблемами, не такой характер.
Долго находиться на одном месте не стоило — рано или поздно на меня обратят внимание, поэтому я отлип от столба, пересёк разбитую дорогу и оказался на другой стороне улицы.
Что тут у нас? Цирюльня, она же парикмахерская, причём, судя по выставленному «рекламному баннеру» — не из дорогих. Я задумчиво поскрёб подбородок: стричься не имело смысла, я недавно обкорнал себя почти под полный ноль и только теперь на башке проступил робкий «ёжик». А вот побриться бы не мешало, щетина уже ощутимо кололась. Хорошо, что прихватил с собой деньги.
Идея насчёт бриться не просто так стукнула мне в голову. Окна заведения выходили аккурат на магазинчик Веры, так что получался очень даже неплохой наблюдательный пункт.
Что ж, совмещу полезное с приятным.
В парикмахерской скучал одинокий сухонький мужчина лет шестидесяти. При виде меня он оживился.
— Добро пожаловать! Чем могу услужить?
— Мне бы побриться.
— Конечно-конечно! — обрадовался мужчина.
Похоже, я был у него сегодня первым и единственным клиентом.
— Прошу вас сюда, садитесь в кресло… — расшаркиваясь, предложил он.
— Благодарю.
Я опустился на видавшее виды кресло. На мои плечи опустилась тяжёлая кожаная накидка.
— После бритья не желаете
