океанского флота. Поскольку европейские державы, а также Соединенные Штаты и некоторые южноамериканские государства уже агрессивно наращивали свой военно-морской потенциал, России также необходимо было спешить, пока ее отставание не сделалось критическим[322].
Табл. 2. Дредноуты и линейные крейсеры, 1906–914.
NB: данные по линейным кораблям (и крейсерам), с последовательным указанием общего количества заложенных (слева) и спущенных на воду (справа) судов.
Теоретики морской войны считали, что для необходимой обороны России размер ее флота должен позволять успешно сдержать нападение противника, прикрыть сухопутные войска с фланга, а также делать Россию привлекательным союзником для Франции. Кроме того, ее флот должен быть способен преследовать противника в открытом море[323]. Проще говоря, раз Россия желала, чтобы «ее голос был слышен в концерте держав», она нуждалась в грандиозном флоте[324].
Цель ставилась поистине грандиозная, и июньский законопроект предлагал пусть пока и не радикальное, но весьма ощутимое усиление Балтийского флота. Количество строящихся кораблей типа «дредноут» возросло с четырех до восьми, в дополнение к четырем небольшим линкорам на Балтике. Таким образом, будущий Балтийский флот должен был состоять из четырех легких крейсеров современного типа при поддержке четырех тяжелых линкоров и четырех маневренных крейсеров разных лет постройки и могущества; также еще по два линкора было заложено для Черноморской и Тихоокеанской флотилий. Что касается меньших судов, было одобрено строительство 36 эсминцев с современным вооружением в дополнение к уже имеющимся 59, опять же различной огневой мощи и времени постройки, а также дюжины подводных лодок, которые должны были увеличить балтийские подводные силы, состоящие из 14 лодок; еще шесть субмарин было заложено для остальных флотилий[325].
Впрочем, теперь, добившись согласия Думы на обширную строительную программу, морские начальники и теоретики ожидали, что и дальнейшие их планы также вскоре получат парламентское одобрение[326]. Британскому и французскому атташе были продемонстрированы планы Морского ведомства по развитию Императорского флота вплоть до 1930 года, согласно которым к восьми линейным кораблям класса «дредноут» прибавятся (учитывая постепенный отказ от наиболее устаревших судов) еще 26; также к тому времени флот будет располагать 24, против восьми в 1912 году, современными крейсерами и тем же количеством малых судов[327]. Оба атташе скептически отнеслись к возможностям русских реализовать столь смелую программу, а также укомплектовать все суда обученным экипажем, однако и британский поверенный, и французский атташе Галло отметили, что наличие подобного флота у России, безусловно, вынудит Германию пересмотреть распределение собственных военно-морских сил, а это, вероятно, несколько ослабит давление на Королевский флот. Французский атташе также отметил, что Франция, будучи другом и союзником России, может лишь порадоваться столь положительному воздействию морской программы на русскую военную мощь[328]. Однако на Черном море было сделано весьма мало.
Турецкая угроза
МИД решительно поддержал субсидирование инициативы Морского ведомства для Балтийского флота, одновременно не прекращая добиваться поддержки подобной же судостроительной программы и на Черном море. На Певческом мосту были убеждены, что для восстановления своих позиций на Черном море Россия обязана реагировать на усиление турецкого флота. Необходимость в этом возрастала вместе с тревогой о возможной войне между Российской и Османской империями, как следствие Итало-турецкой, а за ней и Балканских войн.
Весь 1912 год военно-морская проблематика пребывала в центре внимания русского МИДа. В феврале этого года Чарыков, опираясь на доклад русского военно-морского агента, предупредил своего министра, что вопреки надеждам России османское правительство вкладывает значительные средства в подготовку экипажей для укомплектования новых линкоров. Посол заметил, что турки, вероятно, уже подготовили полный экипаж для своего первого дредноута, строящегося в Великобритании, и эта команда «не только не испортит новый корабль, но, напротив, вполне сумеет по назначению его применить»[329]. Далее Чарыков напомнил своему корреспонденту, что русское превосходство над Турцией зависит не только от сухопутных, но также и от морских сил, и как только Турция получит новейшие дредноуты, Россия перестанет доминировать в регионе. Поэтому необходимо срочно ускорить строительство отечественных кораблей данного типа, укомплектовав их обученным экипажем и современным вооружением.
МИД прямо выразил свои опасения Морскому министерству на мартовском межведомственном заседании, посвященном обсуждению судостроительных планов [Шацилло 1968:75]. В целом поддержав предложенную программу, представитель МИДа настаивал на том, что первоочередной задачей должно стать укрепление Черноморского флота – причем с прицелом не на уравновешивание турецких морских сил, а на преобладание над ними. Несмотря на то что данное замечание мало повлияло на планы морского руководства, МИД не сдавался. В ноября того же 1912 года, уже после начала Первой Балканской войны, в своем обширном письме, которое мы обсуждали в предыдущей главе, Сазонов возвращается к той же мысли. Так, описывая возможные сценарии для Черноморского региона, он отмечает, что с учетом контроля над Босфором и «вкупе с Черноморским флотом, потребующим усиления, в нашем распоряжении окажутся достаточные средства воздействия для обеспечения свободного прохода через Дарданеллы» (курсив авт.)[330]. То есть наращивание черноморских военно-морских сил являлось для Сазонова непременным условием любого окончательного разрешения вопроса о проливах.
Сердце русских навалистов лежало к Балтийскому флоту, однако нестабильность на Балканах с растянувшейся на весь 1912 год войной вынудила морское руководство уделить больше внимания ситуации на юге России. Осенью 1911 года, когда началась Итало-турецкая война, Григорович сообщил военному министру, что конфликт может потребовать русского вмешательства, включая военно-морские операции и десантирование войск на Черноморском побережье[331]. В свете непрестанного военного планирования, осуществлявшегося в тот период всеми военными ведомствами, известное внимание было уделено и морским силам империи. В январе 1912 года армия представила доклад, в котором утверждалось, что флот не в состоянии гарантировать контроль над морем ввиду превосходства турецких военно-морских сил[332]; начальник Морского генерального штаба вице-адмирал князь Ливен 25 февраля возразил на это, что на данный момент российский флот полностью контролирует Черное море. Османские флагманы, отметил он, уступают русским как по возрасту, так и по вооружению: новейшие турецкие линкоры двумя годами старше и бронированы значительно легче старейших русских визави. Спорной, резюмировал он, ситуация может стать лишь в 1914 году с появлением у турок строящегося ныне в Великобритании дредноута и до завершения в 1915-м первого русского корабля данного класса[333]. То есть допуская, что турецкий флот сможет захватить контроль над Черным морем, Ливен не выказал ни тревоги, ни рвения предотвратить подобную ситуацию.
В 1912 – начале 1913 года флотское руководство более волновало одобрение и финансирование учений по отработке высадки войск на
