штанов долларов пачку и тебе из дюраля сделают даже водокачку. Нужны моторы? Нет проблем. Желаете «Роллс-Ройс», «Клерже», «Рено»? Или что-то другое? Все будет. Утром деньги, вечером моторы.
Чтобы использовать дюраль, нужно сначала создать завод для его производства. С нуля. В разрушенной стране. В России даже с деньгами поставки из Европы затягивались надолго. А деньги приходилось вышибать из колчаковского министерства финансов буквально с боем. То, что авиастроение находилось на карандаше у главы государства, ситуацию несколько облегчало, но вовсе не гарантировало превращения всех проблем в пыль. Но вот именно тут и пригодился американский опыт выбивания денег из инвесторов. По крайней мере теперь Игорь не чувствовал пустоту у себя за спиной.
Построив пару C-29, он распрощался с пассажирской авиацией. Не нужна она в стране, где поездом из Петрограда во Владивосток проехать едва ли не дешевле, чем слетать до Москвы. По крайней мере, пока дела обстояли именно так.
Колчаку требовались военные самолеты. Бомбардировщики, истребители. Сначала автору «Ильи Муромца» поручили именно первые. Игорь взялся за них по старинке, но очень быстро понял, что проигрывает Туполеву, который построил двухмоторный цельнометаллический моноплан АНТ-4. Первый в мире в такой схеме.
Сикорский решил обратиться к опыту конструирования гидропланов для флота. Преуспел. Но вскоре произошло событие, резко развернувшее направление его деятельности.
Летом двадцать седьмого Игорь столкнулся с Туполевым в проходной ЦАГИ.
— Слышал новость? — спросил Андрей.
— Какую?
— Научный совет завтра по геликоптерам. Вроде как начальству поступило из министерства задание организовать рабочую группу по ним. Французы с итальянцами захватили первенство, приказано не отставать.
Сикорский, разумеется, знал об успехах Эмишена, который еще три года назад налетал на своем аппарате больше тысячи метров по треугольному маршруту. Доходили слухи и о деятельности итальянца д’Асканио.
— Кого-нибудь уже прочат в руководители группы? — напрягся Игорь.
— Краем уха слышал, что Юрьев двигает на это дело Черемухина.
Бывший прапорщик Черемухин, выполнивший во время войны сто сорок боевых вылетов, ныне был известен, как конструктор самой большой в мире аэродинамической трубы, которую строил уже три года. Геликоптерами он прежде не увлекался и потому сей неожиданный выбор изрядно озадачил Сикорского.
— А я? — оторопело спросил он Туполева.
— Что ты?
— Черемухин же не занимался геликоптерами.
Туполев лишь пожал плечами.
— Во сколько, ты говоришь, совет?
Этой ночью Игорь не сомкнул глаз, восстанавливая по памяти, давно утраченные чертежи своих геликоптеров «№ 1» и «№ 2», вспоминал все трудности, с которыми тогда столкнулся.
Он увлекся ими еще в юности, прочитав об успехах Луи Бреге и Поля Корню. И хотя перспективы аэропланов в девятьсот седьмом году уже не ставились под сомнение, в отличие от странных неуклюжих конструкций вертикального взлета, сердце Игоря было покорено ими окончательно и бесповоротно.
Первый образец так и не взлетел, но второй уже мог поднимать свой собственный вес. Уже восемнадцать лет назад Игорь имел в этом деле такой опыт, какого в России больше ни у кого не было. Тогда изыскания зашли в тупик, и ему пришлось переключиться на аэропланы.
Спустя два года Борис Юрьев изобрел автомат перекоса, и даже получил золотую медаль за действующую модель геликоптера, но и у него дальше дело не сдвинулось. Ныне в ЦАГИ он считался одним из главных теоретиков, самолично участвовать в новой разработке не собирался, хотя именно его схему должен был взять за основу Черемухин.
На совете Игорь дал бой по всем правилам ораторского искусства. Был близок к провалу, ибо предложил свой собственный вариант конструкции автомата перекоса, но все же победил. Совет принял компромиссное решение. Строить геликоптеры будет Сикорский, взяв за основу автомат перекоса Юрьева. Игорь еще не знал, что только что перевернул очередную страницу и начал новую главу в истории авиации. Главу, в которой золотыми буквами будет вписано его имя и приоритет России.
Спустя три года Александр Васильевич Колчак лично приколол к лацкану пиджака Сикорского крест Святого Владимира четвертой степени. За полет геликоптера ГС-4, забравшегося на высоту более шестисот метров. Пилотировал его сам автор конструкции.
А еще через два года состоялось поистине «боевое» крещение геликоптера. Два из них участвовали в спасении экспедиции с затертого льдами парохода «Лена», которой командовал известный географ, профессор Шмидт. Кстати, член партии большевиков, не отринувший своих убеждений. Отношения Колчака с бывшими врагами к тому времени давно миновали фазу «горячего» противостояния, а ценными кадрами Александр Васильевич, сам выдающийся исследователь Севера, не разбрасывался. Он хорошо знал и ценил Шмидта.
Пароход шел без ледокольного сопровождения, но был затерт льдами. С помощью аэропланов нашли место крушения, но сесть там можно было лишь на очень большом отдалении: кругом торосы. Тут-то и пригодились детища Сикорского. После этого случая в перспективах геликоптеров уже не сомневался никто. Скептики переключились на иные объекты критики.
В разразившейся спустя несколько лет новой большой европейской войне, Россия лишь упрочила свое лидирующее положение в области геликоптеростроения. Руководимые своим бесноватым фюрером зачинщики бойни, немцы (опять немцы, хотя они и сделали все возможное, чтобы выступить жертвами политики англичан), значительно отставали. Геликоптер Генриха Фокке поднялся в небо лишь спустя пять лет после первой машины Сикорского, и все равно даже ей сильно уступал по характеристикам, не говоря уж о более поздних разработках Игоря.
В год, когда началась война между Англией и Германией, Сикорскому исполнилось пятьдесят лет. Первые залпы прозвучали за три месяца до его дня рождения, но до сих пор со страниц газет не сходил испуг, к чему все это приведет и ввяжется ли в заваруху Россия. Среди военных сводок сообщение о его юбилее прошло почти незамеченным, но он и не хотел красоваться своей фотографией на первых полосах. На юбилей снова получил Владимира, теперь уже первую степень, со звездой и лентой. Банкет, шампанское, все дела.
На следующий день поздним вечером он ввалился в бюро к Коле Поликарпову. Тот занимался истребителями, и, хотя должность давно имел руководящую, частенько самолично просиживал за кульманом до глубокой ночи.
Игорю он не удивился, вежливо предложил стул. Сикорский молча извлек из карманов пальто бутылку водки и два стакана. Поликарпов поморщился.
— Игорь, желудок у меня, ты же знаешь.
Сикорский неопределенно помотал головой, разлил водку по обоим стаканам и выпил. Николай не притронулся. Он внимательно следил за гостем. Нечасто видел его в таком странном состоянии. Вроде и не пьян, во вчерашних возлияниях вовсе не стремился посрамить выносливостью иных бывалых.
Игорь полез во внутренний карман и вытащил из него пожелтевший, сложенный в несколько раз лист бумаги. Положил перед Поликарповым. Встал и шагнул к выходу.
