Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
тех пор в общем-то почти и не уезжал, а если и покидал ее, то не очень охотно. За это время он не только узнал Россию – на зависть некоторым местным, – но также окончил курс обучения и работал над докторской диссертацией в Калифорнийском университете в Беркли. Во время работы над диссертацией стажировался в Московском и Ленинградском государственных университетах, а также в Российском институте истории искусств в Москве. Уильям Брумфилд был избран членом Российской академии архитектуры и строительных наук. Кроме того – почетным членом Российской академии художеств. Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям на 7-м Всероссийском конкурсе региональной и краеведческой литературы «Малая Родина» наградило У. К. Брумфилда специальным дипломом «За многолетнюю исследовательскую и культурно-просветительскую деятельность по сохранению и популяризации в мире культурного наследия российских регионов». В 2014 году Брумфилд стал лауреатом премии имени академика Д.С. Лихачева «За выдающийся вклад в сохранение историко-культурного наследия России».
Профессор только что вернулся с конференции славистов, проходившей в Филадельфии. «Но английский я пока не забыл!» – говорит он не без иронии. Кстати, английский у него настоящий, академический – заслушаешься. А уж когда по-русски говорит, то и восхитишься…
Достоевский не напугал американца
Горячий интерес Брумфилда к России обусловлен прежде всего русской литературой, хорошим знакомством с ней. Самое главное в ней – моральные вопросы. И то, что ставятся моральные вопросы – серьезные, а не кто победил на очередных очень честных выборах, – его очень привлекало. С этого все началось.
Уильям рассказывает:
– Любой человек, который интересуется литературой, знает о русских романах. Мама очень любила русскую музыку, в этом есть и эмоциональный момент. Русская культура стала для меня предметом интереса, когда я стал читать русские романы и понял, что в них очень глубокая истина. Для начала – Достоевский и Толстой. А потом шире – Тургенев, Гоголь, Пушкин, конечно, Лесков, Шмелев, Бунин… Я думаю, для многих романы Толстого и Достоевского – вход в русскую культуру, в русскую литературу. И Достоевский ничуть не удручил своими представлениями о мире. Многие считают его слишком мрачным, но мне эта мрачность даже помогла. У меня тогда уже было много сложных вопросов. Это было очень непростое время: 1950-е – начало 1960-х годов. Я жил на юге США, там была масса социальных проблем. И в то же время я гордился тем, что я южанин, для меня культура американского Юга была очень важна. Не только передо мной, перед многими стоял тогда знакомый русский вопрос: «Кто виноват?»
Вопрос «Кто виноват?» действительно будоражил умы и сердца южан. И не только южан, разумеется. Это наследие прошлого. Рабство, гражданская война, страшная разруха… Все, наверное, слышали о романе «Унесенные ветром». Я вырос на нем. Это был катаклизм такой в нашем обществе. Я очень переживал. А потом, когда начал читать Толстого – если вы помните, в романе «Война и мир» действие происходит в начале XIX века, – я понял, что есть другое общество, которое старается отвечать на важные вопросы о самом существе человека. Я ходил в храм, читал Библию с мамой – я очень серьезно к этому отношусь. Русская литература была той моральной силой, которая дала почувствовать, для чего это нужно. Русские романы – это не только развлечение. Да и невозможно, по моему твердому убеждению, читать русскую классику ради развлечения.
Серьезный разговор с отцом
И получилось так, что через какое-то время юный Уильям решил заниматься вплотную русской культурой. Что для этого необходимо? Понятное дело, выучить язык. Для человека, выросшего в той среде, это было очень нетипично. Но родители не возражали. Хотя в то время Советский Союз воспринимался как враг, и русский был языком врага. Правда, я так не чувствовал никогда, хотя и родился и жил все время в консервативной среде. В то время мы думали, что русские все атеисты, что это опасно, сомнительно, подозрительно – заниматься Россией и русским языком. Но такое представление очень поверхностно, конечно. Я не обращал внимания на это, и отец меня поддерживал. Он был гораздо старше моей матери, я не так часто его видел. Но он всегда, когда мы говорили о России, с пониманием и особым уважением отзывался о ней. Хрущев немножко его смешил. Но Россия – нет. Для него она была союзником. Он – морской пехотинец. Воевал во Франции в Первую мировую. И ему-то, если честно, я и благодарен за Россию – пусть это не покажется странным. Любовь к России началась, наверное, с потрясения, которое я испытал, будучи восьмилетним мальчишкой. Точнее, нет, еще не любовь – первый шаг к ней. И сделал я его благодаря своему мудрому отцу. Он, родившийся аж в 1895 году и прошедший мясорубку Первой мировой, наблюдал, как я с диким восторгом играл в солдатиков. Как обычно – «нашенские» против «ненашенских». Последними были что тогда, в 1950-е годы, что, увы, сейчас (правда, в компьютерных играх) «нехорошие русские». Их «нашенские» валили тоннами – под триумфальные крики и гимны. Я был в полном упоении. Вдруг отец, очень мягко, но так серьезно, что я не смог не остановиться, попросил пару минут моего внимания. Я поднялся с пола. И тут он начал рассказывать.
Рассказал, как встречался с русскими солдатами, бойцами Экспедиционного корпуса во Франции. О том, что это были за люди, как они спасали Европу, как они относились не только к союзникам, но и к поверженным врагам – с состраданием. Об их удали и необыкновенной какой-то духовной силе. Потом – о том, как после Брестского мира они были преданы и теми, кто лишил их отечества, которое утратило даже свое название, и теми, кто еще вчера был союзником. К интернированным русским, по словам отца, относились хуже, чем к скоту. Я мало что соображал тогда, и такие слова, как «интернирование», не много мне говорили, но смысл папиного разговора я понял очень хорошо и крепко: сначала узнай, а потом только говори и действуй. О русских же отец сказал тогда ясно: «Это свои ребята. Они наши». Вот это меня поразило настолько, что годы, которые дал мне Бог, я стараюсь показать красоту – духовную в первую очередь, но, конечно, и культурную, материальную, что ли, – России всему миру. И да, меня, как и очень многих других американцев, огорчают нынешние политические миазмы, откровенная травля России и русского народа в западных СМИ, но я убежден все-таки: духовный свет, который есть в России, преодолеет эту тяжелую, вязкую ложь, темноту.
Спасибо Юрию Алексеевичу!
И, конечно, роль Гагарина была очень высока для меня, как и
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
