голосе:
— Андрей Семёныч девочку Маринкину в сарае у себя уби-и-ил! Голыми руками разорвал, как зверь!
Толстуха всплеснула руками и захлопнула дверь. Но уже через секунду она распахнула её вновь и выскочила на улицу, завязав платок и вытирая мокрые руки о грязный фартук. Торопливо оглядевшись по сторонам, толстуха широкими шагами пересекла улицу.
— Чего там Андрей Семёныч-то?!
Матвеевна заголосила громче прежнего, мелко кивая головой:
— Девочку Маринкину, племянницу её, украл и убил! И Митьке голову пробил! Весь в кровище!
— Убил племянницу её?! Убил или ещё и насиловал?!
— Он её ишшо и насиловал?!
Старухи, занятые новой сплетней, выискивали в собственных фантазиях всё больше и больше кровавых и мерзких подробностей. Но дядька Митяй этого уже не слушал. Довольный произведённым эффектом, он спешил дальше по улице, туда, где жил участковый.
54.
Андрей Семёнович не был дураком. Скорее хитрым, осторожным и изворотливым чудовищем, хоть и подверженным различным эмоциональным припадкам. Он отлично понимал, что убегать в его ситуации — худшее, что могло прийти в голову. Старик, вне всякого сомнения, поковылял к своему дружку-участковому. Тот, хоть его и доводили до белого каления вечные пророчества сумасшедшего, на его новую жалобу отреагирует. Да и как тут не отреагировать, если доказательствами побоев у дядьки Митяя всё лицо измазано?
Нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице, Андрей Семёнович стоял, глядя в окно на гараж. Он вроде бы замаскировал вход в подвал, но настоящей проверки эта маскировка ещё не проходила. Никто не заходил в кособокую сараюшку, не заглядывал в смотровую яму. Старик ведь наверняка укажет именно туда, не так ли? И они непременно заглянут в это тесное помещение, которое всё на виду…
Тряхнув головой, Андрей Семёнович пришёл в себя и отступил от окна. У него ведь оставались и другие вещи, о которых стоило беспокоиться. К примеру нож. Его взгляд упал на клинок, и пальцы на правой руке непроизвольно сжались. Перед глазами маньяка встала картина: холодная отточенная сталь входит в мягкое, обрюзгшее с возрастом тело Дмитрия Юрьевича, лопаются нити слабых мышц, тугие комки кишок лезут наружу через всё увеличивающийся разрез, а кровь, вонючая кровь старого полутрупа льётся ему на руку, и рукоять ножа становится скользкой, но он держит её так крепко, что…
— Стоп!
Мужчина сильно стукнул кулаком по столу. Несколько дней пролежавшие на столешнице крошки оставили на костяшках царапины.
«Не вовремя, не вовремя это…»
Двумя пальцами, словно что-то опасное и агрессивное, взяв нож за рукоять, мужчина отнёс его в комнату и, приподняв кусок рассохшегося плинтуса, сунул клинок в щель между стеной и половой доской. Так себе тайник, но вряд ли будет настоящий обыск…
Он повернулся к печи, проверить, насколько хорошо прогорела Катина одежда, когда на лестнице появился Пашка. Лицо его выглядело испуганным и опухшим от сна, ступени скрипели под тяжёлыми шагами. Андрей Семёнович вновь испытал смесь жалости и злости, глядя на своего отпрыска.
— Пашка!
Отец положил руку на плечо своего сына и отвёл его в сторону от лестницы.
— Паша, мне нужна твоя помощь, понимаешь? Понимаешь?
Пашка закивал, хотя глаза его и оставались пустыми. Вряд ли он понимал, и Андрей Семёнович встряхнул отсталого, заставляя посмотреть прямо на себя.
— Пашка! Если ты мне не поможешь, нас с тобой отправят в тюрьму! Обоих, понимаешь? На всю жизнь! А там знаешь, что делают с такими, как мы с тобой, нормальными ребятами?
Пашкино лицо постепенно оживало: брови взлетели вверх, губы искривились. В глазах появилось подобие осмысленности. Но Андрей Семёнович решил продолжить:
— Там любят мальчиков молодых, Пашка! Таких, как ты, к примеру. А знаешь, почему любят? — Пашка дёрнулся, но Андрей Семёнович удержал его на месте. — Там с такими ребятками делают всё то, что мы в подвале делали с другими!
Пашка завизжал. В его голосе слышалась неподдельная паника. Перед глазами паренька стояли картины ужасных пыток, сопряжённых с унижениями и изнасилованиями. Ему виделись открытые переломы, снятая кожа, кровь и кишки…
— Не-е-ет! — заорал Пашка тонким фальцетом. — Нет, папка, не хочу!
Умственно отсталый уже начал вырываться, и Андрею Семёновичу пришлось прижать его к стене, навалившись всем весом.
— Что не хочешь?! Чтобы тебе ножик в попу вставили, а?! А потом письку вместо ножа?!
Лицо Пашки побагровело, глаза побелели, а покрытый желтушным налётом язык вывалился едва ли не до воротника рубахи.
— Хорошо! — Андрей Семёнович ослабил хватку. — Хорошо! Если не хочешь — я постараюсь сделать так, чтобы нас туда не отправили. Но мне нужна помощь, Пашка! Сын!
Услышав последнее слово, которое слышал так редко, ребёнок маньяка вздрогнул всем телом и посмотрел на отца.
— Ты поможешь мне, сынок? Поможешь? Сынок, поможешь?
И Пашка закивал так яростно, что его голова едва не оторвалась от шеи. Он пошёл бы на что угодно в тот миг, и даже не потому, что его пугала тюрьма.
55.
Марина проснулась, но не спешила открывать глаза. Впервые за долгие годы, быть может, даже впервые в жизни, она ощутила в своей груди тёплое ласковое покалывание. Она была… счастлива? Голова подсказывала ей, что то, что она испытывает, мягко выражаясь, неправильно. Жизнь её сестры рушилась на глазах, далеко от дома умерла или прямо в это тёплое утро невыразимо страдает её племянница… Но сердце старшей из сестёр билось сладко и неторопливо, распространяя по всему телу колючие волны наслаждения.
Она оказалась права. Её сестра, её расчудесная младшая сестра, красавица и умница Света, наконец-то оказалась позади. Далеко позади! Москвичка Света. У неё не осталось никого, не то что мужа, а даже дочери. А вот у Марины, которую всегда стыдили за непохожесть на младшую, как раз появилось. Андрей…
— Андрюша… — неслышно прошептала Марина и глупо захихикала от того, как глупо прозвучало имя. — Нет, никакой он не Андрюша. Андрей Семёнович!
Солидный мужчина! Простой, надёжный. Не без недостатков, само собой, да только она и не гналась никогда за идеалами. Идеалы долго не держатся. Светка вон сочинила себе волшебную жизнь — и что, где она теперь? То-то же!
Не переставая хихикать, Марина поднялась с кровати и тихонько озвучила ещё одну крамольную, но такую сладкую мысль:
— Андрей Семёнычу лежебоки в жёны не нужны!
Она чувствовала себя молодой и прекрасной. Она и была молодой и прекрасной в то утро, как и любой влюблённый человек.
56.
Дядька Митяй ковылял по улице, а за его спиной, как круги на воде от брошенного в озеро камня, расползались слухи. Магия сплетен, древняя, как мир, трещала и искрила. Новость об ужасном злодеянии многим известного и многими
