больше, чем необходимо?
Мои попытки заговорить с асторками вообще не увенчались успехом. Но если та хоть что-то отвечала, эти просто молчали. Но я убедилась, что они прекрасно понимают язык, кивают, когда это необходимо.
Это молчание очень быстро вогнало меня в уныние. Оно было хуже полной изоляции, если бы я осталась в одиночестве. Даже начало казаться, что я схожу с ума. Это немое присутствие было тягостным, а действия девушек невольно напоминали какой-то неведомый монотонный ритуал. Меня пытались накормить, но кусок не лез в горло от мысли, что туда может быть что-то добавлено. Они не настаивали — просто убрали поднос.
Меня искупали в ароматной воде, промыли волосы, высушили. Обрядили в тонкую голубую сорочку и кружевной халат с широкими рукавами. Я даже не смотрела на себя. А когда служанки вышли из спальни — стало совсем невыносимо. Проход закрылся, и теперь я оказалась замурованной в ожидании своего тюремщика. Если до этого момента я как-то старалась отвлекаться на что-то, то теперь как никогда ясно осознавала, для кого и для чего было это все. Я не должна стать такой, как Разум… Не должна!
Я забилась в самый дальний угол, у окна. Сидела на полу и смотрела на город, с ужасом замечая, как бирюзовое небо темнеет, сгущается до черноты. Я панически боялась этой ночи. Вздрагивала от каждого шороха. И, уж конечно, я не собиралась ждать Саркара в кровати. Я не могла даже смотреть на нее.
Здесь не было часов. Я не могла сказать, сколько просидела на полу. Порой, моя голова клонилась к стене. Я на мгновение проваливалась в сон, но тут же вздрагивала. Нельзя, чтобы он застал меня спящей. Сон — это полная беспомощность.
Но вдруг я заметила, что небо стало светлеть. Сначала налилось густо-зеленым, потом розоватым, и, наконец, окрасилось привычной уже бирюзой. Ночь прошла. Он не пришел. Не пришел! Я ликовала, и от бессонницы чувствовала себя почти в эйфории. Из своего угла я увидела, как вошла одна из служанок, поставила поднос с едой на кровать. Пару мгновений поискала меня взглядом. Обнаружив, развернулась и вышла, оставив дверь открытой.
Открытая дверь — судя по всему, добрый знак. Они никого не ждут. Я поднялась с пола, чувствуя, как затекли ноги. Как ноет спина. От изнеможения ощущала себя полупьяной. Я дотянулась до подноса, с жадностью выпила принесенный напиток, похожий на варево из каких-то вязких пряных ягод. Отставила стакан и свернулась на краешке мягкой кровати, поджав ноги. Закрыла глаза и тут же провалилась в спасительную темноту.
Казалось, открыла тут же, всего через несколько секунд. И первое, что я увидела — Тарвина Саркара.
23
Я чувствовал присутствие дикарки. Пожалуй, ступи она за пределы этого дома, — я и это почувствую. Тут же. И, чем ближе к комнатам, в которых ее поселили, тем звонче и резче становился воздух. Он будто искрил, напитавшись неведомой энергией. Почти причинял боль, словно под кожу вгоняли крошечные иглы, дарящие какую-то томительную сладкую муку, волнами пробирающую тело. От одного предвкушения сушило горло. И это ожидание я бы даже мог назвать отдельным удовольствием. Странным, новым, неведомым и будоражащим. Оно пьянило, разливалось по венам, будто оголяло нервы.
Я должен был видеть дикарку немедленно. Проглотить, как противоядие после утренней отравы. А идиотский прогноз Агринона сделал это желание нестерпимым. Благоприятный день… для меня и этой безликой нагурнатской принцессы… Я был счастлив, что сегодня так сложилось, несмотря на долг. Не сомневаюсь, отец надавит на верховного, как полагается, и тот вскоре сляпает нужную бумажку и выдумает близкую дату. Сейчас же отец был в благостном расположении от утреннего спектакля. Он был настолько доволен, что проглотил даже это. Зато пока еще есть немного времени. Благоприятный день… Плевать, что это глупые выдумки, но, словно в отместку, я намеревался провести этот благоприятный день с той женщиной, с которой хочу. Которую хочу. И теперь уже ничто не помешает — я сверну шею любому, кто встанет на моем пути!
Я вошел на женскую половину, миновал коридор в крыле Теней. Он показался мне пустым до гулкого звона. Было странно понимать, что сейчас здесь размещалась одна лишь Разум… Нужно как можно скорее отрядить делегацию в Чертоги и выбрать остальных. На этот раз таких, каких и полагается. Это необходимость. По-хорошему, сделать это нужно было еще вчера, едва я посетил отца. Но все пошло не так… Сейчас я не хотел об этом думать. Потом. После, когда утихнет этот мучительный пожар. Когда я затушу его.
Я вошел в один из залов женской половины и увидел Разум, ожидающую меня. Она приблизилась на допустимое расстояние, поклонилась и коснулась губами моей руки:
— Повелитель, простите недостойную Тень за то, что я не сумела встретить вас, как подобает.
Знаю, она не успела, потому что о моем возвращении не предупреждали. Но сейчас было плевать. Я кивнул:
— Я тебя прощаю. Где она?
Разум поднялась:
— В дальних комнатах. Все сделано, как вы приказали.
— Кто при ней?
— Только молчаливые асторки. Старшая отчиталась передо мной, и я приняла ее работу.
Я кивнул:
— Можешь идти к себе.
Разум медлила, будто нарочно. А я смотрел на нее и просто не мог не сравнивать. Принцесса Амирелея не шла ни в какое сравнение даже с моей Тенью. Такая жена обречена стать искаженной тенью собственных Теней. И эту нелепость увидят все. И мне придется жить с этим всю жизнь, утешаясь значимостью ее крови…
Разум изменилась в лице, внимательно глядя на меня:
— Вы чем-то недовольны, повелитель?
Я покачал головой:
— Ты можешь идти.
Она снова медлила.
— Иди, я сказал!
Конечно, Разум чует неладное, но не решается спросить о причинах. Не имеет права, если я сам не пожелаю говорить с ней. А я не желаю. К Йахену Разум!
Воздух буквально вибрировал. Я жадно втягивал его ноздрями, чувствуя, как дикарка становится ближе. Шаг за шагом. С каждым стуком бешенного сердца. Сегодня я чувствовал ее нестерпимо ярко, остро. Я желал ее так, как не желал никогда ни одну женщину. Я задыхался от этого желания.
Она лежала на спине на краю кровати поверх покрывала, и, кажется, спала, несмотря на поздний час. От ее близости звенело в ушах. В паху призывно тянуло, но я сдерживал себя, находя в этом какое-то извращенное томительное удовольствие. Оно пьянящим ядом разливалось по венам, ударяло в виски. Я слышал свое сбивчивое дыхание.
Мне еще не удавалось рассмотреть ее
