плече, пролепетал:
— Я Тони Смит. Глава комитета жильцов.
Уроды вроде него омрачали всю мою жизнь. Вечно прятались за комитетами да организациями. Мое дыхание затуманило его очки. Я прошипел:
— Вали на хрен отсюда. Я переехать не успел, а ты мне уже на мозги капал. Ну вот, теперь прорвало. Еще раз увижу — все кости тебе, сука, переломаю… а если подумаешь позвонить в полицию…
Я сделал паузу — не столько для эффекта, хотя и он не повредил, но в основном чтобы перевести дыхание, — затем:
— Я сам был копом, а мы своих не трогаем.
Отпустил его галстук, он отпрянул.
— Еще раз начнешь стучать — надеюсь, у тебя будет что-то получше наглости. А теперь сдристни.
Грохнул дверью перед его унылой рожей, грудь вздымалась от адреналина и сердцебиения. На кухне налил стакан воды, опустошил наполовину. Меня уже понесла лавина безумия.
Почему?
Потому что я псих, у меня об этом и справка есть. Потому что меня бесил Майкл Клэр, и бесил сильно. Будь я поспокойнее, я бы, как говорится, выдохнул — выдохнул весь гнев, жил бы дальше. Не сейчас.
Зазвонил телефон. Взял трубку:
— Да?
— Джек, это Ридж.
— И что?
Вот это настрой, заодно и ей войну объявить. Сперва она не нашлась, что сказать, потом:
— Ты в порядке?
— Лучше не бывает. Может, я сейчас на пике хреновой формы.
Негодование в ее ответе:
— Ты пьешь. О пресвятая Богоматерь, поверить не могу.
— Эй, Бог тут не причем, это касается только дьявола, и хочешь верь, хочешь — нет, но я не пил. Собирался, чуть уже не налил, но нет, не пил… Молодец какой, а?
Тогда она глубоко вздохнула, чуть ли не обреченно, сказал:
— Нам надо найти тебе помощь.
Это меня разъярило — хотя я от чего угодно мог вспыхнуть. Повторил:
— «Нам»! Кому это нам? Ты не лучше меня, Ридж, — у нас никого нет. Но вот ты помочь мне можешь.
— Чем?
— Не лезь не в свое дело.
И хоть раз для разнообразия трубку бросил я.
Когда алкоголик входит в раж, это удивительное зрелище. Как жертва аварии, которая тут же выбегает на дорогу. Обычно гнев держится недолго, а я сжигал адреналин и агрессию уже больше часа, в ударном буги. Вдруг выдохся и заполз в кровать прямо в рваном блейзере.
Следующие несколько дней были кошмаром в неоне, освещенные ужасом, пронизанные болью. Все слилось в одно пятно из сна и пробуждений, обильного пота, ледяной трясучки и периодических галлюцинаций, только без выпивки. Слабый, как котенок, я умудрился помыться, одеться, заглотить еду, даже не почувствовав вкус. Повесил себе на дверь меню минимального выживания: есть, пить воду литрами, мыться, не терять злость.
Если это что-то и показывает, то в первую очередь совершенно напрасную жизнь.
Хотелось бы сказать, что у меня получилось, что я нашел метод не пить и функционировать.
Но нет.
Жить одному — важный фактор на дороге к безумию; кто поспорит? Держась подальше от зеркал, я мог обитать в мире иллюзий. Не так-то просто бриться, не глядя на отражение.
Так что забил на бритье.
Нужно было молоко, пошел через улицу в магазинчик, державшийся на последнем издыхании, пока со всех сторон теснили девелоперы. За стойкой стоял мужик в тюрбане. Ирландцы все больше и больше уходили на второй план. Мы не заговорили, только присмотрелись друг к другу с опасливым подозрением. Хотелось спросить: «Нормально к вам относятся?»
Но не хотелось знать. Мы ко своим-то относимся как к говну, с чего вдруг перед приезжим расстилаться? В больницах люди целыми днями дожидаются очереди на каталках — и это когда нас объявили четвертыми в мире по богатству. В магазинчик зашел старичок, купил таблоид, кивнул мне. Я буркнул, не приглашая к разговору.
Когда вышел, он меня догнал, спросил:
— Это вы тот самый Тейлор?
Я был настроен на драку, сказал:
— И что?
Если он и заметил враждебность, она его не смутила:
— Видел вас недавно с молодым человеком. Это ваш сын?
Господи.
И я сказал:
— Да, мой сын.
Он широко улыбнулся:
— Вылитая ваша копия.
И ушел.
Самое странное — меня это обрадовало.
Поди пойми.
Но снова в квартиру, в деменцию.
Я знал, что выгляжу как говно. Теперь буду выглядеть как говно с бородой.
Изредка я безумно хохотал и сам себя пугал до жути. Когда пугаешь сам себя, живешь на планете уже совсем новой тьмы.
Привык бормотать «Майкл Клэр», словно проклятую мантру. Меня веселило, когда тяга выпить казалась нестерпимой. Где-то в больном воображении — и воспаленном к тому же — я приравнивал это к искуплению за смерть ребенка. В звенящих снах ко мне не раз приходили Кэти и Джефф, говорили: «Детоубийца».
Падение Майкла Клэра не вернет девочку и не исцелит Джеффа, но, может, хоть в одной темной области развеются тени — а может, и нет.
Я начал изучать свою добычу в библиотеке, нашел старые газетные подшивки и за многие часы наткнулся на него много раз. Меценат, часто появлялся на благотворительных мероприятиях. А самое важное, я узнал, что у него есть сестра Кэтлин, она же Кейт. Одинокая, проживает в Солтхилле, а кроме этого, ничего раскопать не удалось. Ну я и подумал: холодный обзвон, почему нет? Прикупил в «Эйдж Консерн» одежку и был готов к выходу. Светло-голубой пиджак, белая футболка и туфли на мягкой подошве. Хромота расшалилась как никогда. Наверняка в связи с гневом — а что вообще не в связи с гневом? Выпил энергетик — какую-то фигню, которая обещает восстановить духовный и физический баланс, — и решил пройтись к ней пешком. Морской воздух будет на пользу, ветерок обдует лицо. Я выбрал Граттан-роуд, и кое-кто по пути здоровался, но я притворялся, что не слышу. Вспомнилось, как менеджер вышибал говорил, что ходит по набережной и не заговаривает ни с одной живой душой. Теперь я его понял. Мелькнула мысль, что мы встретимся, но нет.
Кейт проживала в новом жилом квартале рядом с Блэкрок-Тауэр. Здание выглядело ярко, дорого, рядом с домофоном — список имен. Вот и она: «К. Клэр». Нынче слишком опасно вешать на подъезде женское имя. Признак упадочных времен. Я позвонил и спустя секунду услышал женский голос.
— Да?
— Простите, что беспокою, но я бы хотел поговорить о вашем брате Майкле. Если позвоните Тому Риду, он за меня поручится. Меня зовут Джек Тейлор.
Молчание, и я уж думал — нет, не вышло. И тут:
— Это вы спасали лебедей?
Боже, это когда
