В трубке воцарилась полная тишина, а затем послышались облегченные вздох, кряканье и довольный смешок.
— Черт тебя побери, Брайан! Никогда не знаешь, что ты выкинешь. Ждешь от тебя одного, а ты выдаешь другое.
— Это лучшая черта моего характера, шеф. В ней все мое обаяние.
На это Сэм ответил что-то, должно быть, не очень лестное, но Рассел не расслышал. Наконец раздался вздох и посерьезневший усталый голос Сэма:
— Знаешь, парень, похоже, что-то неладное происходит с нами. Похититель детей и убийца может уйти от карающей руки закона, а вот от длинной руки налоговой инспекции — никогда.
— Да, пожалуй, — неохотно согласился Рассел, окидывая взглядом веселую кухню Бетти, цветы в горшках и стены в солнечных зайчиках. Он вспомнил свою ферму в Коннектикуте. Жаль, что он так и не удосужился привести ее в порядок. Сделай он это, не пришлось бы возвращаться в почти пустой дом, где из мебели — кровать, карточный столик, три складных стула и слишком большая металлическая вешалка для шляп. После уютного дома Бетти ферма покажется ему конурой.
— Эй, Рассел, ты еще на проводе?
Рассел опомнился и вернулся к действительности.
— Да, Сэм, я тебя слушаю. Когда начнем?
— Через полчаса у меня встреча с ребятами из налоговой инспекции, а обвинительный акт и ордер на арест будут готовы где-то к полудню. Ты можешь встретиться с Лионелло завтра?
Завтра. Вот так всегда. Недели томительного ожидания, а затем все в один день.
— Нет проблем, — тем не менее спокойно ответил Рассел. — Лионелло так не терпится получить бриллианты, что он только и ждет, когда они попадут в его грязные лапы.
— Отлично. Дай мне номер твоего телефона, и я позвоню тебе утром, как только приеду в город.
Понимая, что выхода нет, Рассел неохотно назвал номер телефона Бетти.
— Только, Сэм, прошу, никому больше, слышишь? — предупредил он шефа. — Я у друзей, вернее у друга, и не хочу подвергать его опасности. Ты понял?
Мэрдок никогда не отличался деликатностью.
— У друга? Ха! Что-то серьезное, а? — Рассел не собирался это обсуждать.
— Нет, ничего серьезного. Просто друг, — соврал он. — И не дожидается, когда я освобожу его от своего присутствия. Я действительно засиделся, пора и честь знать.
Но Сэма, хитрого лиса, так просто не проведешь, и Рассел это понял.
— Ладно тебе, Рассел. Я не один день тебя знаю. Сколько мы уже вместе? Лет десять или все двенадцать? Друг, ха! Да у тебя их просто нет. Наверное, женщина, а? — понимающе сказал Мэрдок, но, получив вместо ответа долгую, угрожающе мрачную паузу, переменил тему. — Ну что ж… — Он смущенно прочистил горло. — Ты случайно не говорил с Магдой? — вдруг спросил он.
Рассел был удивлен вопросом.
— Нет. Я думал, ты ее взял с собой.
— Нет. Сам не понимаю, куда она запропастилась. Оставила записку, что у нее семейные неурядицы. Я позвонил ее сестре, но та ничего не знает и давно с ней не общалась. Меня это очень беспокоит, в последнее время Магда вела себя как-то странно… — В голосе шефа явно звучали нотки сомнения.
— Черт! И что ты думаешь, Сэм?
— Не знаю, боюсь ошибиться. Меня требуют к другому телефону, дружище. Пока. Я позвоню завтра утром. Будь здоров и не делай того, чего не сделал бы я.
— А это как сказать, — сухо ответил Рассел. — В случае чего, высылай залог почтой.
Обменявшись грубоватыми шутками, они наконец распрощались.
Рассел сидел на веранде и, легонько раскачиваясь в кресле-качалке, смотрел куда-то в пространство. После разговора с Сэмом настроение его окончательно испортилось.
Кендал, примостившийся рядом, бросал осторожные взгляды на взрослого друга.
— Ты сегодня мрачный как гром. Почему?
— Мрачный как туча, Кендал, — механически поправил его Рассел, но вынужден был согласиться с ним. — Не бойся, дождя не будет.
Он постарался изменить выражение лица.
Мальчик после некоторой паузы как-то неуверенно ответил:
— О'кей.
Снова наступило молчание, слышался лишь скрип качалки.
— Ты влюбился в тетю Бетти? — неожиданно спросил Кендал.
Рассел с удивлением посмотрел на малыша.
— Что это тебе в голову пришло, Кендал, а?
Кендал пожал плечами и вытащил из кармана толстый красный фломастер. Найдя на своих шортах подходящую дыру, он принялся что-то рисовать на обнажившемся кусочке голого тела.
— Я слышал, как папа с мамой говорили, — сказал мальчик и посмотрел в сторону своего дома, где лаяла собака.
— Слышал? — насторожился Рассел.
— Да. Мама сказала, что ты влюбился в тетю Бетти. И еще сказала, что узнала это по твоим глазам. — Прекратив свои художества, Кендал придвинулся поближе к Расселу и вопросительно посмотрел ему в глаза. Через несколько секунд он разочарованно отвернулся. — Нет, там ничего не видно.
Устами младенца глаголет истина. Кажется, так говорят, подумал Рассел с горькой усмешкой. Щурясь от солнца, он достал из кармашка рубашки темные очки и надел их.
— Нет, Кендал, ты что-то не понял.
— А-а, — разочарованно протянул мальчик и, сделав дыру на шортах еще больше, продолжал рисовать. — Мама еще сказала, что тетя Бетти тебя любит. — Последнее слово он произнес медленно и с ударением, а потом посмотрел на Рассела.
Не в первый раз Рассел убеждался в неосторожности родителей Кендала, имевших обыкновение все обсуждать при детях. Но лгать малышу ему не хотелось.
— Да, думаю, она любит меня, — согласился он.
— А почему ты не любишь ее? Тетя Бетти такая хорошая.
— Я согласен с тобой, дружище. Но, видишь ли, любить умеет не всякий. Ты знаешь, твоя мама хорошая и умная. А вот моя не была такой. Отец умер, когда я был еще меньше, чем твоя сестренка Джуди. Вот моя мама и решила, что ей надо выйти снова замуж, чтобы у меня был отец. Но не получилось. Вместо того чтобы попробовать один раз или два, она все пробовала и пробовала…
— А разве это плохо? Ты же сам учил меня на тренировке.
— Учил чему? — Глаза Рассела за темными очками настороженно сузились.
— Ты говорил: если с первого раза не получилось и ты не попал по мячу, главное — не отступать и пробовать, пока не получится…
— Что ж, возможно, я говорил такое, но это в бейсболе, Кендал…
— А какая разница? Может, твоей маме было скучно одной. Вот моя всегда скучает, когда папа уезжает, хотя у нее есть я и пискля Джуди.
Рассел окончательно был загнан в угол детской логикой. Это верно, он никогда не думал о матери как просто о женщине, которой после смерти мужа может быть трудно и тоскливо одной. Она была плохой матерью, и обида на нее заставила его забыть, что она тоже человек, со своими слабостями и недостатками, надеждами и разочарованиями.
