в улыбке тонкие губы.
– Умение подходить бесшумно – одно из основных правил розыскной работы, Андреев. Вижу – не спишь, а глаза не открываешь. Поэтому сижу, гадаю – слышал, не слышал?
Говорил он тихо, видимо, не хотел разбудить Рыжего. Но тот, похоже, что-то все-таки расслышал сквозь сон, сопеть перестал, хотя лежал пока неподвижно, по-прежнему уткнувшись носом в мех полушубка.
– Чуткая у вас команда, – продолжал улыбаться майор. – Это пригодится.
– По делам или с напутствием на дорожку? – как можно спокойнее поинтересовался я.
– Напутствие, считаешь, не дело? – вопросом на вопрос ответил майор.
– В три часа ночи? Часика бы на три-четыре пораньше или попозже – куда ни шло…
Спина Рыжего закаменела, но, видимо, до поры до времени он решил не выдавать своей заинтересованности в нашем разговоре.
– Пораньше некогда было, а позже тебе будет не до меня, а мне, что тоже не исключено, не до тебя. А сейчас возможность, можно сказать, исключительная – ни телефонных звонков, ни посетителей, ни спешки. Говори на любую тему, особенно для посторонних ушей не предназначенную.
Я невольно посмотрел на Рыжего. Майор чуть заметно улыбнулся, давая понять, что принимает в расчет мои опасения, и тем же ровным спокойным голосом продолжил:
– Я к тебе в эти дни пригляделся, составил, можно сказать, предварительное впечатление. Рад, что не очень ошибся.
– Не ошиблись? У вас что, было с чем сравнивать?
– Абсолютно. Можно сказать, ровным счетом ноль. Полная неожиданность при появлении.
– В чем же вы тогда не ошиблись?
– Спешишь, Андреев, сам все скажу. Не ошибся, имея в виду характеристику, которую получил из твоего института, в самом, можно считать, конце рабочего дня. Охарактеризовали тебя в основном положительно и всесторонне.
– Если честно, всесторонне я сам себя не знаю, не то что отдел кадров. На вашем месте я бы ознакомил меня с этой «характеристикой». Время еще имеется, прикинем, что имеет место быть, а что из области преувеличений.
– Сообщают – стрелок ты отменный. С закрытыми глазами в десятку попадаешь.
– Я?! На кого-то другого вам характеристику предоставили. При нашей научной дисциплине общение с оружием вообще противопоказано.
– Ружьишко ты, тем не менее, прихватил.
– По технике безопасности положено. Нарушать не имею права.
Разговор принимал довольно-таки странное направление. Я, конечно, не поверил в якобы полученную майором характеристику, тем более с такими данными. Насторожило и то, почему он заговорил об этом, совершенно не сомневаясь в том, что нас подслушивает боящийся пошевелиться Рыжий.
Майор неожиданно подмигнул мне и почти весело сказал:
– Ты прав, Андреев, технику безопасности надо соблюдать. Ты вот некурящий, а у меня уже уши опухли. Тут смолить по технике безопасности не полагается, пойдем, постоим на крылечке за компанию. Там и поговорим по поводу предстоящих событий. Не против?
Я пожал плечами и поднялся. Ухо Рыжего торчало, как локатор и, казалось, поворачивалось вслед за нами. Я представил, как ему хочется дослушать наш разговор и почти пожалел его.
Стоит отметить, что Рыжий в последние дни разительно отличался от того полупьяного бича, склонного к балагурству и хохмам, каким он выглядел в день нашего знакомства. Я был почти уверен, что получив небольшой аванс и узнав об аресте Омельченко, Рыжий благополучно смоется в неизвестном направлении. Поскольку нет Омельченко, нет и обязательств. Но буквально на другой день Рыжий, трезвый как стеклышко, явился ко мне за распоряжениями и даже обрадовал скорым концом ненастья, предсказанным знакомыми синоптиками. Он помог докупить мне кое-какие продукты, раздобыл несколько пачек дефицитных патронов для старенького ружья и даже по собственной инициативе смотался в расположенную на отшибе от поселка кочегарку, где обосновалась на длительную зимовку небольшая колония местных бичей. По его словам, он крепко достал их дотошными расспросами о пропавшей Ирине. Свою настойчивость он объяснил невольным сочувствием к нашим с Птицыным бесполезным, хотя и крайне настойчивым хлопотам по ее отысканию.
– Это ведь какая публика? – глядя в сторону, объяснял он мне и Птицыну свою бесплодную, как оказалось, инициативу. – Вы меня извиняйте – пообещал от вашего имени нормальный выпивон, в случае предоставления сведений о без вести пропавшей. Что характерно, несмотря на похмел второй степени, ни один даже рогом не пошерудил. Если бы сведения имелись, за бутылек на карачках бы приползли.
– Может, наведаться к похмелке первой степени и сразу с поллитровкой? – проворчал и без того расстроенный Птицын.
– Не советую, – не согласился Рыжий. – В первой степени, да еще глядя на бутылек, они такую Анну Каренину сочинят, товарищ Толстой в гробу на пять разов перевернется. Я им наш адресок предоставил, если что, приволокут без задержки. Такую женщину в большом городе потерять – и то шуму больше чем на неделю. А здесь вообще полная загадка природы. Имею серьезное соображение – не прихватил ли ее с собой Петр Семенович? А что? В качестве заложницы, если дело совсем керосином запахнет. У самого майора из кабинета слинял, значит, и такой вариант не исключается.
Мы с Птицыным переглянулись и попросили Рыжего, если ему в голову стукнет еще какое-нибудь соображение на эту тему, ни с кем не делиться, а немедленно докладывать своему непосредственному начальнику, то есть мне. В случае, если подтвердится его предположение насчет заложницы, я, ничем не рискуя, пообещал ему премиальные в размере месячного оклада. В общем, не нарадоваться бы мне на Рыжего – на его не проходящую трезвость, подчеркнутую деловитость и даже сдержанную почтительность перед своим временным начальником. Если бы не настойчивые поиски пропавшей Ирины, я, пожалуй, задумался бы над столь разительными переменами в поведении своей завербованной единицы. Лишь однажды я насторожился, когда эта единица случайно оказалась в поле моего зрения в поселковом клубе, куда мы с Птицыным заглянули к последнему сеансу. Сергею приспичило о чем-то повторно расспросить киномеханика. Я в это время стоял рядом и от нечего делать смотрел в окошечко проекционной на едва ли на треть заполненный зал, когда увидел остановившегося в дверях, внимательно оглядывавшего зал Рыжего. Сначала я даже усмехнулся, решив, что мой помощник, видимо, окончательно стал на путь нравственного исправления, посвящая свой досуг культурной программе, для чего воспользовался единственной в этих местах возможностью претворить ее в жизнь. Рыжий вдруг уверенно двинулся к небольшой группе людей, среди которых я с удивлением узнал своих недавних знакомых из-под лестницы в аэропорту. Выразительная харя Хриплого развернулась к подходившему Рыжему, и в этот самый миг в зале погас свет, а у меня под ухом оглушительно застрекотал аппарат, который, не знающий как избавиться от Птицына киномеханик запустил, не дождавшись третьего звонка.
