к иному, ненависть к нему как доказательство любви и уважения к своему — чем это опасно, по вашему мнению?
— Очень грустно, когда видишь, что такая-то страна берет на себя роль шакала Табаки и считает эту роль в своей политике достойной. Брезгливость и жалость испытываешь, когда видишь, что народ в своей истории не может найти ничего, кроме зоологической ненависти к русским и России, беря за основу существования своего государства десятилетнее сотрудничество части своих «элит» с нацистами. Неужели нынешние прибалтийские республики не могли найти более достойные опорные пункты для формирования национального проекта и самосознания, чем постоянные заклинания в том, что они — «не Россия». На ненависти вообще никакого плода не вырастет. В итоге разрушение не только экономики, что мы видим в этих странах, но и деградация духовных культурных сил народа, совершившего грехопадение в ненависть.
— Правильно ли делает Россия, что в ответ на сооружение новой «берлинской стены» на западных границах, на всевозможные визовые войны не закрывает собственные границы, оставляя возможность всем желающим приезжать к нам?
— А зачем нам закрывать границы? Это во времена СССР стеснялись показать наш в чем-то (но отнюдь не во всем) убогий для «победившего социализма» быт, поскольку это противоречило заклинаниям об обязательной экономической победе коммунизма. Через 40 лет после Победы стало уже не совсем убедительным оправдывать скудость преодолением последствий войны. Сейчас же, наоборот, можно и нужно демонстрировать, как Россия «изнывает под гнетом санкций», восстанавливая собственную экономику. В Москве много кафе, не купить билеты на концерты, у всех дома тепло, в магазинах полно еды. Закрываются тогда, когда есть чего стыдиться, — этим и занимается Запад, который считал себя землей обетованной для жителей России. Какая судьба у всевозможных «берлинских стен», мы прекрасно знаем. Глупость, истерика, порожденная бессилием! Пусть поживут, померзнут, раз так хочется. Многие приезжающие из ЕС признают, что Россия сейчас куда более свободная страна, чем европейские. Впрочем, это давно уже не новость.
— Но для кого-то и новость — особенно для тех, кто живет в России «под пятой кровавого режима». И, разумеется, мечтает уехать отсюда. Как вы относитесь к феномену «бегунков»?
— Ну, не надо преувеличивать их масштаб. После того как дважды за жизнь одной семьи растаптывали нашу историю, можно лишь дивиться, как все же масштабно единство и государственный инстинкт сохранения нашего народа. Да, обнажилась червоточина и в народе, и в элите. Но все же можно сказать, что подавляющее большинство соотечественников как раз никуда не бегут, желая помочь своей стране — будь то в войсках или в тылу. Меня вообще поражает, что, несмотря на годы мощнейшей антирусской пропаганды, внутри России у нас так много людей, которые не поддались ей. То, что происходит сегодня, имеет положительные стороны: убегают из России те, кто с 90-х усвоил идеал несо-причастности к делам своего Отечества. Студенты, что зимой 2021-го собирались на улицах Москвы с какими-то бессодержательными лозунгами, что и в нынешней ситуации мелкими группками пытались неубедительно протестовать кое-где, учатся у тех же, кого в 90-х учили презирать свое Отечество и его «преступные имперские амбиции». Мы сейчас пожинаем плоды прошлых лет. Желание таких сбежать вполне закономерно, именно этому их учили десятилетиями. Кто-то из них, истратив все деньги, возвращается; кто-то на себе испытывает за границей непереносимые унижения и осознает, что русских предателей там не любят все равно, потому что они русские. Кто-то понимает, что Россия важнее, чем они думали, и тоже возвращается; кто-то остаётся, руководствуясь лозунгом Ubi bene ibi patria («Где хорошо, там и отечество»). Но можно не сомневаться, что новая «patria» покажет им, что значит «bene» на самом деле.
Всё это не ново. Но большинство, мне кажется, молится за Победу, с огромным уважением относится к нашим воинам. Помните, как Шарапов говорил: «Я фронтовой офицер, я не на продуктовом складе подъедался» — вот эти слова сейчас люди очень ценят, по моим наблюдениям.
— Тем не менее вызовы, с которыми столкнулась Россия, страшные. У нас есть возможности преодолеть их, по вашему мнению?
— Да, убеждена! Во-первых, не в первый раз Отечество в опасности, и у России есть опыт её преодоления. Во-вторых, мы, в конце концов, похоже, освобождаемся от убийственной идеологии гедонизма — жизни как источника наслаждений. Такие общества всегда в истории погибали и исчезали, вспомните Римскую империю. Мы как народ вспоминаем опять о подлинных ценностях, за которые жертвовали жизнью предки — они вновь становятся примером для подражания и воспитания, и это залог Победы в испытаниях. В-третьих, вся наша история доказывает: если русский народ сохраняет потребность в вере, а это обнаружилось после 75 лет принудительного атеизма, он вновь и вновь являет невиданную силу духа и спасает от беды не только самого себя, но и других. Напомню неполиткорректного Честертона: «Да, много раз — при Арии, при альбигойцах, при гуманистах, при Вольтере, при Дарвине — вера, несомненно, катилась ко всем чертям. И всякий раз погибали черти. Каким полным и неожиданным бывало их поражение, мы можем убедиться на собственном нашем примере». Добавлю: и при нацистах, и при НАТО, и при выродившемся в ценностный нигилизм либерализме. Но сегодня прямо по Честертону «случилось чудо — молодые поверили в Бога, хотя Его забыли старые»! Сейчас разыгрывается противостояние именно экзистенциального уровня. Если мы сохраним веру, Господь не оставит нас и вдохнет в нас дух непобедимого национального единства, и можно быть уверенным в повторении чуда, не раз случавшегося с Россией на горе ее врагам! В это верю и этого всем нам желаю.
II
Международное измерение
Европа: на пороге неотвратимых перемен[14]
Размышления о Европе неотделимы от почти двухвековой дилеммы «Россия и Европа». В центре внимания крупнейших умов России эта дилемма оказывалась при переходе в каждый новый век: так было и при переходе из XIX века в XX век. Вспомним, сколько было дискуссий на эту тему, правда очень примитивных и категоричных, в 90-х годах, что навело меня тогда на мысль сравнить русское западничество и славянофильство XIX века с достаточно убогим, сермяжным славянофильством сегодняшних изоляционистов и таких же упрямых, категоричных и ничего не знающих о Западе, кроме банковской системы, западников. В XIX веке западничество и славянофильство при глубоком рассмотрении не были полными антитезами, это были две богатые стороны русского сознания. Алексей Хомяков, Иван Киреевский, которые считаются родоначальниками славянофильства, были одними из самых образованных людей своего времени. Они не только свободно
