девчонке, которая с младенчества знала, как ходить за скотиной.
«Да!»
Корова? Тут что, действительно корова? Эта новая мысль отдавала безумием. У них в деревне не было скорбных умом, но она слышала, что на Выселках живет парень, который не только уродлив с лица, но и разумом тоже… Сильный, как бык, он почти не умел разговаривать – только лепетал что-то, как годовалый младенец – и легко приходил в ярость. Выселковские мальчишки дразнили его, кидаясь камнями и грязью, а молодые женщины и девушки боялись, как огня, потому как он кидался к каждой. Родная мать тоже гнала его от порога, потому что как-то раз он и ее повалил на пол и задрал подол. В конце концов, когда его все-таки поймали верхом на кричащей от ужаса и боли женщине, сельчане забили его камнями и кольями и бросили в овраг. И если она, Зирка, оказалась во власти такого вот дурачка…
«Нет».
Он точно читает ее мысли! Значит, это не…
«Да».
Новая волна страха нахлынула, как приливная волна, но теперь к нему примешивалось облегчение. А вместе с ним пришло и любопытство. Если она жива – «Да! Да!» - и ей никто не собирается причинять вред – «Нет!» - то, что происходит? Где она?
«Там, где надлежит быть».
Ох… вот это и есть самая страшная загадка. Девушка крепче зажмурила веки, уже понимая, что слезами и этим движением выдала себя с головой. Кто-то, кто находился рядом с нею, знал, что она пришла в себя. Он с нею {разговаривал} мысленно. Для него не были тайной даже ее детские воспоминания…
«И самые сокровенные мечты тоже».
Она почувствовала, что кровь прилила к щекам и ушам. Ибо ее сокровенные мечты порой вращались вокруг Збышка…
Вздох. Вздох, к которому примешивалась жалость. Он, этот неведомый некто, жалеет ее?
«Да».
Облегчения это не принесло. Говорят, палачи тоже жалеют своих жертв.
«Да».
Ну, вот, пожалуйста! Она – жертва. А над нею стоит ее палач. И…
«Нет».
Да что же происходит? Зирка ничего не понимала.
«Открой глаза и посмотри».
Хороший совет. Иногда это единственное, что может помочь – обернуться и посмотреть в глаза своему страху. Но открыть глаза бывает еще страшнее. Ибо неведомое пугает.
Но если она не откроет глаза… Это, в конце концов, глупо – все время вот так лежать и ждать… Чего?
Звук. Нечто среднее между сдавленным смехом и фырканьем. Этот незнакомый некто, он что, смеется?
Звук повторился. Точно. Он смеется над нею. Над ее страхом и слабостью. От унижения Златка опять чуть не расплакалась.
«Открой глаза».
Теперь это был не совет. Теперь это был приказ. Кто бы ни был этот незнакомец, он терял терпение. Решив не злить его еще больше – все равно ведь умирать! – девушка решилась и чуть-чуть раздвинула ресницы.
Темнота. Не кромешный мрак, а сумрак. Она в каком-то просторном помещении. Под лопатками и ягодицами ощущалась прохладная твердая поверхность. Очень хотелось пошевелиться и ощупать ее, но руки и ноги онемели так, что она больше практически ничего не чувствовала. Сколько же она тут провалялась?
«Достаточно. Пора!»
Девушка попыталась повернуться набок. Тело долго не желало повиноваться, скованное странным оцепенением. Так бывает во сне, когда ты стараешься изо всех сил, но все равно не можешь убежать от опасности. В конце концов, ей удалось слегка пошевелиться. Веки дрогнули.
Это был зал. Такой просторный, что простая деревенская девчонка испугалась его размеров и не сразу обратила внимание на то, что он какой-то странный. Прежде ей ни разу не доводилось бывать в подобных местах, и она не знала, как описать то, что открылось ее взорам. Эти высоченные стены, уходящие под потолок. Сам потолок, терявшийся в полумраке – там что-то есть, но рассмотреть практически невозможно. Свет проникал сюда издалека, со стороны входа, но его загораживала какая-то массивная тень.
Тот, кто разговаривал с нею. Он стоял над девушкой.
Медленно, против воли, содрогаясь от ужаса и дурных предчувствий, Зирка скосила в его сторону глаза – и чуть не лишилась от ужаса чувств.
Над нею стоял огромный белый бык.
Скворечники был до тог маленьким поселком, что у него не было даже собственного кладбища. Покойников носили за пять верст к соседям, в Березняки. Вернее, на полпути к Березнякам сворачивали к луговине, где рядом с березовой рощей стоял Храм Смерти, выстроенные вскладчину жителями трех деревень – кроме Скворечников и Березняков сюда носили своих покойников еще и жители Больших Корованов. Малые Корованы тоже были, но там после прошлогоднего поветрия осталось всего пять человек из трех дюжин. Чтобы зараза не пошла дальше, умерших от морового поветрия хоронили в осиннике на той стороне оврага. Сами мало-корованцы и хоронили – местные «смертники» отказывались им помогать. Все, что они сделали – послали весточку сельскому некроманту. Тот приехал, когда уже моровое поветрие сошло на нет, прошелся туда-сюда по новому кладбищу, где-то что-то начертил на земле, какие-то могилы окропил зельями, над какими-то прочел заговор, а одну так вовсе густо посыпал солью и трижды вонзил в землю нож. Надо думать, обезопасил людей от беспокойника.
Об этом и подумал перво-наперво старый «смертник», когда, вышедши справить на рассвете малую нужду, заметил в тумане шатающуюся фигуру.
«Женщина», - мелькнуло у него, когда он увидел длинный белый подол и длинные же волосы, которые чуть шевелил предутренний ветерок. Рука сама потянулась к амулету, но упала вниз, не завершив оберегающего жеста. Откуда она тут взялась? Ближе всех к кладбищу были именно Скворечники, да еще тот погост в лесу, для умерших от морового поветрия. Но не пришла же он оттуда?
- Кто ты и что тебе тут нужно? – окликнул ее «смертник», близоруко прищурившись. С возрастом зрение все чаще подводило его. Он еще мог читать священные тексты по книге и мог, если постараться, вдеть нитку в иголку – если нить была достаточно толстой – но черты лиц на расстоянии в пару саженей уже расплывались перед глазами, а если до собеседника было больше дюжины саженей, то они вовсе сливались в светлое пятно.
Женщина не ответила. Она стояла, опустив руки, и явно не знала, что делать и куда идти.
- Тут погост и Храм Смерти, - сказал монах. – Тебе чего тут надо? Помянуть кого-то из покойных или… - тут голос
