в длинном, до пят, мокром плаще с капюшоном. Он подошел и откинул капюшон.
– Лейтенант королевской пограничной стражи Алан Болл, господин губернатор.
– Лейтенант, возьмите мастера Григория под стражу и доставьте в мой дворец в Йорке, – сказал губернатор. – Будьте вежливы с ним. Он не пленник, но я боюсь, он не очень хочет ехать в Йорк. Вот, – губернатор вытащил из-под и положил на стол сумку и длинный сверток, – это вещи сопровождаемого и его меч.
– Когда нам надлежит…?
– Отправляйтесь немедленно. Два дня. Я даю вам два дня.
– Будет исполнено, сэр, – сказал лейтенант и остался стоять.
– Что-то еще, лейтенант? – с легким раздражением спросил губернатор.
– Каллагэн. Он ждёт вашего решения.
– По возвращении в Йорк мой секретарь оформит приказ от моего имени. За убийство дуэлянта в момент исполнения служебных обязанностей воина Пограничной охраны Йана Каллагэна в кандидаты.
Лейтенант смотрел на губернатора, лицо его было непроницаемо.
– Закон есть закон, – сказал губернатор. Может, чуть громче, чем нужно.
– Так точно, господин губернатор, – немедленно откликнулся лейтенант, и, чётко повернувшись, обратился ко мне:
– Мастер Григорий.
– Прощайте, мастер, – сказал констебль. – Вы должны верить. Должны верить, что всё будет хорошо. Вам это под силу, я думаю.
Губернатор забарабанил пальцами по столу. Шериф глянул на него, покачал головой, словно не соглашаясь с чем-то, и отвернулся.
Я должен верить, усмехнулся я, шагая вслед за лейтенантом. Обожаю ценные советы.
Лейтенант открыл тяжёлые створки входных дверей и остановился, озирая ночное небо. Небо было мокрое, неуютное.
– Грегори! – женская фигурка метнулась ко мне из темноты. – Что они сказали?
– Джоанна!
– Возьми это… – и она сунула мне что-то мне в руку.
– Мисс! – лейтенант шагнул вперёд, оттесняя Джоанну. – Сержант! Уведите девушку!
– Да, сэр, – из темноты к нам торопливо подошли бойцы Пограничной стражи. Я уже различаю форму, думал я отстранено, глядя, как крепкие парни аккуратно и настойчиво оттесняют девушку, с которой свела меня судьба в Далёкой Радости.
– Грегори!
Прости, Джоанна. Может быть, в другой жизни – в совсем-совсем другой.
Я разжал ладонь. Браслет. Безыскусный простенький браслет из кожи и дерева.
Спасибо, милая.
Вокруг меня мерно колыхались в сёдлах воины Пограничной стражи, слева от меня связанный со мной верёвкой ехал лейтенант. Дождь лил такой, что даже плотный плащ с капюшоном не спасал.
И всё было так тоскливо, так безнадёжно.
– Мастер, если хотите спать – спите, я прикажу привязать вас к седлу, – сказал лейтенант, наклонившись в мою сторону.
– Спасибо, – сказал я.
Ты должен верить, сказал констебль. Звучит как насмешка. Во что верить? В бога? В чёрта?
– Вам бы лучше поспать. Мы будем ехать день и ночь, меняя лошадей на станциях, и едва поспеем.
– Поспеем куда? – В самом деле – куда? Кто или что ждёт меня в Йорке?
– Вы же сами слышали – через два дня губернатор ждёт нас.
От неожиданности я натянул поводья, и чуть не выпал из седла – лейтенант-то останавливаться и не думал.
Он же остался в Далёкой Радости! И опередит нас при этом… А как он оказался в Далёкой Радости? Это что же получается, думал я лихорадочно, чувствуя, что мысль моя подбирается к чему-то очень простому и очень важному. Ты должен верить, а вера губернатора? Может, она сильна настолько, что он может… как он вообще стал губернатором? Допустим, вера его сильна настолько, что он может очень много – и потому он губернатор. Логично? По-моему, да. И он может перемещаться на большие расстояния одномоментно. Или очень быстро, быстрее, чем другие, одной только силою веры. А что такое перемещаться на большие расстояния? Это значит – попадать из одного места в другое. На Ричевом выгоне не было ничего – ни стола, ни шкафа, ни Дома дракона, и всё-таки бабайка ушел с моим сыном. Вот и всё, подумал я, два и два равно четыре, всё сходится. Вот о чём говорил констебль. Я должен верить. Я знаю, чего хочу, я знаю, как это должно выглядеть, что ещё надо? Самую малость – отвязаться от лейтенанта.
– Лейтенант, нам надо остановиться!
– Зачем это еще?
– По нужде, – сказал я. – Мне надо оправиться.
Надо же, выскочило словечко.
– Хорошо, – сказал лейтенант и натянул поводья. Мы встали.
– Ну, – сказал я.
– Что ну? – удивился лейтенант.
– Я что, буду делать это с лошади?
В темноте я плохо видел его лицо, но мне казалось, что он смотрит на меня, не мигая, словно решая в уме некую задачу.
– Хорошо… Дживз! Будете сопровождать его.
И с этими словами лейтенант развязал свой конец верёвки. Я спешился, вместе со мной спешился рослый и, судя по движениям, очень ловкий пограничник.
Я неторопливо смотал веревку на локоть, отвязал от седла свою сумку и сверток.
– Что вы там возитесь? – спросил лейтенант подозрительно.
– Сейчас, сейчас, – ответил я неопределённым голосом и шагнул в сторону от дороги. Я оглянулся и увидел точёно-тёмные силуэты всадников на фоне ночного дождевого неба – от этого зрелища меня неожиданно пробрала нервная дрожь: до того это было красиво.
Я побежал. На втором шаге поскользнулся, но устоял на ногах.
– Стой! – крикнул кто-то сзади. Кажется, лейтенант.
Меня, впрочем, это волновало мало, для меня всё решалось сейчас, ты должен верить, сказал констебль, ладно, так тому и быть, уж чего-чего, а веры во мне было хоть отбавляй. Сзади послышался топот копыт – погранцы, наконец, сообразили, что происходит, и пустились за мной следом. У меня несколько секунд, не более, понял я, всё-таки они верхом, а я пеший.
Впереди меня вспыхнула большая дрожащая пронзительно-голубая дыра, наполнив моё сердце бешеной радостью. Я услышал, как сзади изумленно заорали.
И я, зажмурившись, с размаху прыгнул в дыру.
Ощущение было странное, словно тело моё стало вытягиваться, тянуться, пока не стало длинным-длинным, и очень хотелось открыть глаза, но веки мои меня не слушались. Потом словно что-то где-то лопнуло с тихим звоном, и тело моё снова стало нормальной длины. Потом я снова стал растягиваться, снова тянулся-тянулся-тянулся, и, наконец, я опять услышал этот тихий звон. И я упал, проломив непрочную корку, во что-то холодное, рассыпчатое, и это холодное облепило моё лицо и ладони.
Я опять прошёл, подумал я с облегчением. Я всё-таки прошёл. Ура.
Теперь, наверное, можно открыть глаза?
7. Синий снег
I
Здесь была зима. Синий снег, синие деревья, низкое темно-синее небо.
Я встал, – в глубоком снегу это было сделать не очень-то легко, машинально отставил руку в сторону, раскрытой ладонью вверх… и усмехнулся – к
