«…Автор замахнулся на весьма непростую идею; безусловно, это смело с его стороны, но, увы, нет ощущения, что удалось раскрыть заявленный посыл, сиречь – подвиг главного героя, который в заданных обстоятельствах стоит до конца. Именно высота замысла и требует совершенно особенного воплощения – а его и нет. К сожалению, больше мне нечем ободрить автора».
Второй отказ пришел в марте 1965 года.
«Примите мои извинения. Я столь долго не возвращал рукопись „Цветов для Элджернона“ за авторством Дэниела Киза исключительно потому, что книга захватила меня, и мне требовалось время, чтобы улеглись эмоции… Вынужден сообщить, что автор со своим текстом промахнулся буквально самую малость. Скажу больше: я не уверен, что поступаю правильно, отказываясь от романа, и буду счастлив прочесть любую другую вещь мистера Киза, если он не связан обязательствами с другими издателями».
Очень лестно; однако на сердце с каждым отказом делалось все тяжелее. Словно от моего эго (а заодно и от целеустремленности вместе с надеждой) откалывали по щепочке.
Контракт на чтение лекций в Университете Уэйна истекал будущей весной. Если к тому времени я не опубликую книгу, придется мне бороться за ученую степень, чтобы разрешили преподавать в высших учебных заведениях. Для преподавателя на литфаке опубликованное произведение приравнивалось к защищенной диссертации. Поэтому в моем случае вопрос стоял ребром: публикация или погибель.
Теперь я уже и в себе сомневался: смогу ли я писать, будучи столько раз отвергнутым издателями? Три года я трансформировал рассказ в роман – и, похоже, время ушло псу под хвост.
А если публикация мне вообще не светит? Хотя я, в отличие от Эмили Дикинсон, не писал «в стол», мне казалось, «Цветы» именно «в столе» и завянут. И никто их не прочтет.
– Ладно, – сказал я себе. – Пойдем дальше. С этой работой покончено.
И я пошел – прямо по Стейт-стрит, в Университет Уэйна. Тут-то и случилось нечто непредвиденное.
Впрочем, не совсем. Я хронически недосыпал; я был подавлен – стоит ли удивляться, что уже на подступах к университетскому зданию меня прошиб холодный пот и кровь бросилась в голову? Очень кстати рядом оказался фонарный столб – не дал мне упасть. Вот, значит, каков он – сердечный приступ; а то даже и инфаркт. Вот какова смерть. Вот как все закончится… Для меня… Для моей книги…
Прежде, чем сознание погрузилось в полный мрак, успела мелькнуть мысль. Со стыдом признаюсь, что мысль была не о жене, не о детях, не о финале моей жизни.
Помню, как произнес вслух:
– Хвала Господу, я закончил роман!
Очнулся я в забегаловке. Какой-то добрый самаритянин приволок туда мое бесчувственное тело. В мозгу всплыла фраза, которую я полагал для себя последней, – и я понял, чтó было самым важным в моей жизни. Не публикация; не слава, не деньги, не семья – а завершение книги, начатой столь дерзновенно.
Даже если никто ее не прочтет, я свое дело сделал.
А еще я отныне знал: я буду писать книги. Писать, и переписывать, и перерабатывать, покуда жив. Не помню, о чем я в тот день вещал в аудитории, зато помню, что на душе у меня было легко и спокойно. Я заглянул в лицо смерти; по крайней мере, так мне казалось. Я увидел себя со стороны и с высоты – и открыл, что могу именоваться писателем-романистом.
Через месяц я получил известие: Дэн Уикенден из «Харкорта» звонил и сказал, что издательство намерено купить «Цветы для Элджернона». Я ушам не поверил. Но за известием последовала записка следующего содержания: «Настоящим имею удовольствие официально пригласить Вас в „Харкорт, Брейс и Уорлд инк.“ и сообщить, как я счастлив, что именно мне поручено быть редактором Вашего оригинального, захватывающего и трогательного дебютного романа».