– Пока что нет.
– Я ее заблокировал. Слушай, Ви… мне кажется, нам с тобой пора объясниться.
– Опять? Ты отыскал слова, которые сделают повтор чуть менее унизительным? Если ты не хочешь меня, мне наплевать почему.
– Я хочу тебя, – сказал Ральф.
– Не наезжай… Я пытаюсь тебе кое-в-чем признаться, а ты все понимаешь неправильно и начинаешь на меня нападать. А мне и так нелегко.
– Потому что это касается не Джесс, а тебя… Понимаешь, ты очень рано начала развиваться. Я всеми силами пытался не думать о тебе ТАК. Но все равно думал и мучился. Я стал изучать психологию только из-за тебя. И на терапию пошел за этим – понять, что со мной не так. Я так завелся, увидев твой зад, понимаешь? Не из-за Джесс, а из-за тебя. И я столько лет глушил в себе это, что я не уверен, что я смогу.
Я посмотрела на него, Ральф чуть помедлил и поднял голову.
– Самая яркая моя фантазия на твой счет, это выпороть тебя… Снова увидеть следы ремня на коже, – он выдохнул.
Голова почти упала на грудь.
– Понятно, – сказала я.
Какой должна быть жена.
– Ви, это ты?
– Нет, тетя Агата.
Антон рассмеялся, прыжком одолев забор.
Мы не виделись с ним почти неделю.
С тех самых пор, как Антон ворвался в кабинет директрисы и обозначил себя, как мой адвокат. И я понятия не имела, чем это для него кончилось. Сидя в беседке на улице, я думала только о себе.
О том, что сказал мне Ральф. О том, что сказала Ральфу. Надо быть в самом деле больным козлом, чтобы придумывать такие отмазки. И я сказала, что он хотел услышать: «Нет, Ральф, никаких ремней. Нет!»
Уже стемнело, но мне ужасно не хотелось обратно в дом.
Русалочке еще повезло: она умерла с рассветом. А я? Как долго я буду его вытаскивать, получая в ответ причины, по которым его Высочество не могут со мной возлечь? И чем больнее было самой, тем отчетливей я понимала Джессику.
Вот, значит, каково это было? Вот, значит, что сделало ее такой? Мой отец со своими собственными понятиями о том, какой должна быть любовь?
– Дрессировщик хренов, – сплюнула я.
В такой момент меня и застиг Антон.
Участок Ральфа и старшего герра Мюллера разделял невысокий белый забор, и Антон легко его перепрыгнул.
– Я думал, мне померещилось. Почему не спишь?
– Решила чуть-чуть повыть на луну. А ты?
– Играл в «Последние дни», а потом выглянул в окошко.
Мы помолчали.
– Я хотела тебя поблагодарить, но не решилась. Твоя девушка и так подозревает меня во всем.
– Она больше не моя девушка, – сказал Антон хмуро.
– Мне очень жаль, – ответила я. – Я бы сказала: давай, я с нею поговорю, но это будет вранье. И она поймет, даже если я себя заставлю.
– Мы с ней уже давно вместе… Сразу после тебя. И мы условились, что никаких тайн. Я хотел знать… неважно, ты со скуки умрешь. А она – про тебя. Про то, что у нас с тобой было. Так что вряд ли она станет слушать.
– Но у нас ничего не было! – напомнила я.
Антон глубоко засунул руки в карманы. Знакомый запах заставил меня напрячься, и я поглубже запахнула вязаный кардиган, пока соски не прокололи футболку.
– Для нее достаточно, что я этого хотел!
– Бож, как много еще ей предстоит узнать… А порно она тебе смотреть разрешает?
– Да, нет конечно! С ума сошла? Она – нормальная девушка! Не как ты!
Я ощутила, как вспыхнули уши. Гнев на Ральфа начал понемногу спадать. Так вот оно как, когда ты стоишь навытяжку перед кем-то, кого хотела и слушаешь, как неисправимо испорчена.
– Пока тебя не было, она как-то там жила с этим. Но стоило ей увидеть тебя вживую, – он коротко повернул голову и посмотрел мне на грудь, – у нее снесло крышу. Ты ведь красивей ее… И у тебя – эти.
– Жаль, что ты этого не видишь.
– Я вижу, – огрызнулся Антон. – Но я не представляю тебя в качестве жены. Я представляю, как я приведу тебя на ужин с партнерами, и все будут пялиться на твои титьки, подкатывать и грызться между собой, как грызлись пацаны на гриль-парти.
Смущенно прокашлявшись, я не возразила. Антон родился стать прокурором. Я только и могла, что признать: виновна. И вспомнить, как была одета в тот день.
– Это непорядочно – спать с тобой, когда я не вижу тебя женой.
Я помолчала. Что я могла сказать?.. Мне даже не сразу вспомнилось, что я не принадлежу себе. Мой муж будет из Штрассенбергов! Антон был слишком в себе уверен. Его уверенность завораживала меня.
– Прости, что скажу это, но твоя беда – это твои деньги. Будь ты бедна, ты была бы счастлива будучи чьей-то содержанкой. Но ты богата и будешь стремиться к первому месту, – закончил он. – Ты слишком агрессивна и доминантна.
Чары спали.
– Я – доминантна?! – шепотом взвизгнула я, толкнув его в грудь ладонью. – Да как ты смеешь?! У меня дома даже прозвище Сахарочек!
– Дома ты наваляла люлей своей же маман, Сахарочек, – парировал Антон. —И спала с отчимом, при живой жене!
– Это не считается! – прошипела я и… поняла, что в самом деле выгляжу агрессивной. – И, раз уж ты вспомнил моего отчима, заметь, я была не на первом месте.
– Если он позволил тебе навалять жене, значит, ты была его главной самкой. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я психологию изучаю. Жена – лицо мужчины, любовница – насадка для бедер. И если ты избила его жену… – блеснули зубы и мне почудилось, будто он подмигнул. – Ты была первой.
– Нет, не была. Иначе, здесь бы не оказалась.
– Заметь, – сказал он, ловко меняя тему, – когда доктор Халль попыталась отправить тебя в больницу, Ральф мигом поставил ее на место. Потому что ты для него важней. Ни один парень не позволить напасть на свой Первый номер.
Я горько улыбнулась во тьме. Если бы я была важней, я вообще никогда не попала бы в такой переплет. Но я не стала говорить об этом Антону. И объяснять, почему оказалась здесь.
– Тогда почему ты не остался со своей Свеней. Ты ведь прекрасно знаешь, кто гнал на меня волну.
– Это неправда. Тебя ненавидит не только Свеня. Когда ты приехала, в школе случился психоз.
– Ты мне пытаешься льстить? Или выгораживать свой номер Один? Я знаю, что я красивая, но не настолько красивая, чтобы вся школа на меня ополчилась. Джессика куда красивей меня, но Джессику все вокруг любили. Особенно те, кто ее не знал.
