— Я не смогу остаться, — объявляет. — Сейчас не то время…
Он, кажется, ждёт от меня какой-то реакции, но я хожу по комнате, подхожу к камину и жду, что он ещё придумает на мою голову. Я бы могла сказать правду: что мне плевать, останется он или нет, будет ли спать под моей дверью или уедет, но молчу. Потому что могу быть слишком резкой, а это до добра не доведёт.
— У меня дела. Мы с Крымом всё согласовывали, он в курсе.
— Дела так дела, — развожу руками, а он наклоняет голову вбок и смотрит на меня внимательно. — Ты чего-то ждёшь от меня? Извини, я не очень понимаю, чего именно. Не умею угадывать чужие мысли.
— Я? А, нет, просто… в общем, в домике есть всё необходимое. Вон там дверь, видишь? Там небольшая кухня, холодос забит продуктами, Крым распорядился. Так что от голода не умрёшь. Утром я приеду, это тоже часть распоряжений. Выставлю охрану из надёжных парней. И так уж и быть, к Артуру тебя отвезу.
— Так уж и быть? — смеюсь, потому что это действительно кажется забавным. — Ты очень… любезный. Хорошо, буду ждать.
Саша ещё некоторое время следит за мной, а после, махнув на прощание и так ничего и не сказав, запирает меня в домике.
Это всё похоже на момент, который я проживаю из раза в раз. Снова запертые с той стороны двери, подозрительные взгляды и слишком острая мужская энергетика. Только Саша — не Крымский, пусть и доверенное лицо, правая рука и заместитель. Хоть и очень хочется таким же казаться.
До Артура с его ледяными взглядами, выворачивающими наизнанку, ему далеко. Саша может сколько угодно прошивать глазами, стать перед ним на колени у меня желания нет. И вряд ли будет.
Присаживаюсь на кровать, кладу рядом сумку и достаю телефон. Мне так хочется позвонить Артуру, услышать его голос. Но нельзя. Он после операции, возможно, ещё не пришёл в себя. А я действительно ему никто, и в больнице мне даже справку о его состоянии не дадут.
И я включаю голосовое — единственное, что меня связывает с Крымским сейчас. То немногое, что делает нас ближе в это непростое время. Нажимаю на кнопку, ложусь на спину и слушаю хриплый уставший голос. Раз за разом, пока не проваливаюсь в сон без страшных видений.
17 глава
Злата
Дни тянутся, похожие друг на друга, как близнецы-братья. Любой из них начинается с чашки крепкого чая, продолжается приездом Саши, и каждую ночь я сплю без сновидений. Неужели отпустило? Хоть немного, хотя бы ночами, но отпустило? Чудеса.
Саша с каждым разом становится всё молчаливее и мрачнее, а в выражении глаз что-то неумолимо меняется. Он угрюмый, откровенно злой и… растерянный. Да, именно такое слово самое подходящее.
Мне Саша не нравится — факт. А растерянный Саша не нравится раз в сто больше. Похоже, это взаимно, но я стараюсь не загоняться по этому поводу. Он нужен мне, пусть всего лишь как сопровождающий к Крымскому. Ещё он привозит продукты, хотя их мне более чем достаточно. Даже на том, что уже заложили в холодильник изначально, могла бы прожить месяц. Но Саша через день приволакивает сумки, ставит их у порога и, развернувшись, уходит. Даже не смотрит на меня. Вот и славно.
Днём мне можно гулять. Ходить, бродить, наматывать круги по поляне, заходить подальше от дома, наслаждаться иллюзией свободы. Тогда охранники, которые меняются с завидной регулярностью, делают вид, что не замечают меня, а я блуждаю между высоких деревьев, рву цветы, впитываю в себя солнце и упоительный прохладный воздух, пахнущий смолой и хвоей. И тоже делаю вид, что не замечаю идущего по моему следу очередного конвоира.
Каждый день события в больнице повторяются по одному сценарию: меня не пускают к Артуру. Его уже перевели в другую палату, этажом выше, но всякий раз мне велено ждать в коридоре. И в конце концов, я перестаю ездить.
— Он не хочет меня видеть? — спрашиваю у Саши в одно из наших возвращений из больницы.
— Он… Артур трудный человек. Очень, — Саша впервые кажется не таким злым и растерянным, как бывал в любой из прошедших дней. — Он не выносит своей слабости. Ему, как серпом по причиндалам, если кто-то видит его не в форме. Злится тогда. А злой Крым совсем не то зрелище, на которое продают билеты. Тебе не понравится.
И замолкает, впиваясь напряжённым взглядом в дорогу, лентой вьющуюся впереди. Больше не настаиваю. На меня с каждым днём всё сильнее накатывает отупение, и я всерьёз обдумываю планы побега. Однажды говорю:
— Саш, давай я уйду. Просто уйду, не надо меня охранять. Зачем все эти сложности?
Но в ответ получаю хмурый взгляд.
— Крым меня тогда за яйца повесит. Не знаю как кому, а мне они очень дороги.
И снова тишина.
День, кажется, на пятый мне привозят одежду. Большая дорожная сумка, забитая разным тряпичным барахлом под самую верхушку, приземляется на пол в пороге. Саша, как всегда не тратя лишних слов, разворачивается и уходит, но дверь не закрывает — сейчас время моей свободы, мне можно гулять.
С опаской подхожу к сумке, тяну на себя молнию и первое, что замечаю: серый спортивный костюм. Практически такой же, какой я спёрла тогда у Крымского. Достаю на волю мастерку и нахожу на горловине висящую на тонкой леске бирку с каким-то астрономическим ценником. Прижимаю кофту к лицу, а она пахнет чистотой и новой вещью. Не Артуром. Но этот костюм заставляет меня улыбаться.
Значит, он рядом. Просто сложный, трудный, злой. Но рядом. И этот несчастный костюм — лучшее тому доказательство.
— Саш, можешь мне кое-что купить? — спрашиваю однажды, набравшись смелости.
Тот заламывает бровь, но слушает. Видно, тоже часть приказа.
— Купи мне краску… я там тебе на телефон сообщение прислала. Привезёшь?
Саша хмурится, читает моё сообщение, но как и для любого мужика, для него название известной каждой девушке фирмы, а тем более номера на упаковке, как китайская грамота.
— Не хочу опять в блондинку превратиться.
И привозит. Впихивает пакет с логотипом парфюмерного магазина с какой-то брезгливостью, словно там тампоны. Но уже через два часа мои волосы становятся ярче, и я снова почти счастлива.
Как-то раз в ленте мне попадается видео, Я несколько раз жмурюсь, но с каким-то мазохистским упорством нажимаю на ссылку. Сначала лишь голоса. Редкие хлопки, чьи-то пустячные разговоры. После в фокус попадает блондинистый затылок, но камера стабилизируется, а невидимый оператор из народа проходит вперёд, пока не захватывает в объектив явно школьный двор. Куча ребятишек, их взволнованных родителей, просто ротозеев. Многие с телефонами, другие просто слушают.
А в центре, на первой ступеньке...
Коля.
Нет, там много и других людей, но первые мгновения вижу только его ненавистную рожу. И пусть, знаю это, кошмары снова вернутся, смотрю до рези в глазах.
В окружении своей извечной свиты, Коля улыбается так широко, что я всерьёз опасаюсь: у него лопнет кожа на щеках. Люди приветствуют его восторженными возгласами, а мэр нашего городка вещает в микрофон, какой замечательный Романов Николай Аркадьевич — меценат, бизнесмен и просто душка.
