«Так же, как все, как все, как все,Я по ночам дрочу, дрочу,А по утрам, как все, как все,Лишь одного хочу:Чтобы проклятый будильник сдох,Чтобы бабло мне само текло,Чтобы все поняли: я не лох,Просто я жить хочу как хочу».
Бурные аплодисменты заставили нас подскочить. В дверях стоял Карлыч, за спиной которого маячила Каркуша.
– Ну-с, господа юродивые, развлекаться изволите?
– Никак нет! – отрапортовал я. – Идею иллюстрируем. Я вдохновенно принялся вешать Карлычу лапшу на уши, попутно понимая, что идея может сработать, а если не примут, то надо ее провал скинуть на недоумков, не оценивших ее. Потому дерзко спросил:
– Как думаете, Карл Карлыч, шеф отстегнет достаточно бабла на звезд?
Карлыч меня удивил:
– А какое «как все» у Антона?
Это был вопрос вопросов, и я признался, что ответа пока нет, вот потому и работаем не покладая компов. Карлыч кивнул и вышел.
– «Я не сказала да, милорд», «Вы не сказали нет!» – резюмировал Степка.
Я успокоил собратьев по бреду:
– Зато он убедился, что мы не ваньку валяем. Кстати, Карлыч навел на правильный путь. Давайте-ка прикинем список звезд, напишем каждому двустишье в прозе в стиле «так же, как все». Фил, продумай баннеры, лого и прочую фигню. И думаем строчку для кандидата. Все! Включая хрень-фигеров. Но все это завтра. А сегодня по домам.
Парней как ветром сдуло. Я подождал немного, потом вызвал Ангелину. Когда она возникла на пороге, я молча с минуту разглядывал ее. К концу сорок седьмой секунды ее нервы не выдержали, она фыркнула и развернулась.
– Стоять! – не так, как придурку, но командно сказал я. – Видите ли, Ангелина, наша работа, возможно, вам кажется ерундой, но именно мы творим завтрашний день, а значит, историю. Если вам не хочется быть сопричастной этому процессу, ради бога! Но, право, не подобает девушке из приличной семьи… (тут она поникла), как бы это поделикатней сказать… Впрочем, вы меня поняли.
Разумеется, она поняла, но попыталась прикинуться дурочкой: «Он сам пришел». Вот и подставилась! Я сразу ввернул классику: «Не виноватая я, он сам пришел!» И продолжил: «Милая моя, я же не говорю, что вы… э-э-э… Но, согласитесь, что… э-э-э… Впрочем, я все сказал. Выбор за вами». Я уткнулся в монитор. Ей не оставалось иного, как выйти. Молча. Молодец, хоть не растеклась и не несла чушь. Я еще минут пятнадцать посидел бесцельно, потом позвонил Элис и предложил встретиться. Она согласилась, но попозже. Было и так поздно, я не знал, где убить час, и остался в офисе. Через полчаса позвонил Дед и велел срочно приезжать. Я заканючил, но он пресек: «Вадюша… умер. Наши все здесь». Не знаю, сколько я просидел, тупо пялясь в монитор, потом встал и вышел из кабинета.
Следующие три дня прошли как в тумане. Это была первая смерть близкого мне человека, я не мог отнестись к ней формально. К тому же тело Вадика надо было привезти из Швейцарии. Будь она проклята! Мы так верили в нее, что даже не беспокоились за Вадика. Ну, я уж точно. Надо было переделать кучу каких-то организационных дел. Нет, конечно, Контора все хотела сделать сама, но Клуб воспрепятствовал. Ашотик заявил, что если у человека есть шрджапат, то негоже прощаться с другом за казенный счет, потому что у него нет семьи. Я был горд, они ведь почти обнулились, скинувшись на лечение Вадика, но все равно считали, что доведут дело до конца.
На поминки я позвал своих парней. То есть не на настоящие, а к нам, где собрался Клуб. Пусть послушают реальных мужиков. Гоша плакал. Сидел, слушал и плакал. Всю жизнь он был с дядей на ножах и тут вдруг понял, что это было едва ли не единственным настоящим и стоящим в его жизни. Где-то под утро Игореша сказал:
– Вадик был настоящий мужик… несгибаемый. Офицер, как в советских фильмах. Он мог многое, кроме одного – он никогда не смог бы предать.
– Парни, – задумчиво сказал Ашотик, когда выпили за помин души Вадика, – то, что он разрешил нам скинуться… это же было против его… гордости… он был слишком гордый… и то, что он нам разрешил… это ведь не для себя он сделал, а для нас… последний благородный поступок. Он хотел показать, что мы…
– Настоящие! – кивнул я. Ашотик кивнул в ответ и продолжил:
– Он все делал по-своему, не так, как все, а мы… разве мы всегда его понимали – полковник проклятой конторы?! – Губы Ашотика задергались, он вытащил очередной безукоризненный платок и почему-то протер лоб. Харитоша шмыгнул носом и запел. Мы выпили, и я спросил:
– Ашотик, а это плохо – быть как все?
– Что ты несешь? – нахмурился он. – Все хотят быть не как все. Как все – это серая масса. Лузеры, как вы сейчас говорите. Что ты опять завелся?
– Не заводись, Ашот, – вздохнул Стас, – парня что-то муторит, вот он и пристает. «Как все» тоже по-разному бывает. Мика прав. Надо просто правильное содержание найти. И десять заповедей, и любой свод законов – это ведь и есть призыв быть как все. Хотя бы на этом уровне.
– Типа, «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»? То есть будь гражданином – это приоритетно, а если можешь, то сверх того и поэтом? – спросил я.
– Типа того, – согласился он и предложил: – давайте по последней, и разбредемся.
