Джульет слабо потерла руки.
— Вам… вам не жаль, — воскликнула она, — вы просто боитесь, что Эстелла увидит эти отметины и абсолютно не так все истолкует! — Ее голос сорвался.
Но она зашла слишком далеко, потому что его глаза помрачнели, и он привлек ее к себе, провел руками по ее спине и так плотно прижался к ней, что она ощутила всю недюжинную силу его тела. У Джульет уже не осталось сил на борьбу, даже если бы ей этого хотелось, и, когда он своими губами нашел ее губы и раздвинул их, полностью лишив ее возможности сопротивляться, она отреагировала так, как того жаждали ее тело и душа. Ее руки импульсивно обвились вокруг его шеи, а пальцы запутались в его густых волосах, и она больше не ощущала ничего, кроме Фелипе, его рук, ласкающих ей спину, страстного, горячего тела и сокрушительно чувственных губ.
Никто из них не услышал, как открылась дверь, и только сдавленный вскрик Терезы вернул их к реальности. Джульет вырвалась из рук Фелипе, каким-то образом найдя силы в этот ужасный момент. Немного погодя до нее дошло, что герцог доказал этим поцелуем. Он поцеловал ее не потому, что ему этого хотелось, а потому, что она его спровоцировала! Теперь он будет презирать ее за то, что она так похотливо ответила на его преднамеренное испытание. Она потерла губы ладонью, ненавидя и любя одновременно.
К герцогу почти тотчас же вернулось самообладание, но Тереза развернула коляску и стремительно направила ее в холл. Джульет бросила на герцога полный муки взгляд и побежала из комнаты вслед за Терезой. Она услышала, как за ней захлопнулась дверь кабинета, но, оглянувшись, увидела, что герцог все еще там.
Тереза стремительно проехала к себе, но Джульет бежала быстрее и поймала ее прежде, чем та смогла попасть в комнату и закрыть дверь.
— Тереза, пожалуйста! — взмолилась она. — Подожди! Дай мне объяснить!
Щеки у Терезы были в слезах, и она тупо помотала головой.
— Вы… вы были моим другом! — задыхаясь произнесла она. — Вы были моим другом!
Джульет остановила коляску у двери в комнату Терезы и, открыв дверь, вкатила ее. Затем она снова закрыла дверь и опустилась на колени перед коляской Терезы.
— Пожалуйста, пожалуйста, Тереза, — дрожащим голосом произнесла она. — Позволь мне объяснить!
— Тут нечего объяснять. Вы такая же, как все: как Эстелла и как Лора Уэстон. Вам нет дела до меня, вы хотите только Фелипе!
Джульет сжала губы:
— Это неправда, Тереза, и ты это знаешь. Конечно же мне есть до тебя дело. Ты же знаешь, что есть. Того, что ты видела, никогда не должно было бы произойти между твоим дядей и мной. Да, это все моя вина, и все же… — Она помолчала. — Ах, Тереза, все так сложно! Просто ты не так поняла, вот и все!
Тереза вытерла глаза носовым платком и бросила на Джульет немигающий взгляд.
— Я должна была знать, — натянуто произнесла она. — Фелипе так привлекателен!
— Тереза, ради бога! — Джульет встала. — Послушай, солнышко, я должна тебя убедить. Твоему дяде нет до меня никакого дела! Я не скажу, что ему нет дела до Эстеллы; уверена, что есть. Я уверена, что она добьется своего и выйдет за него. Но я не хочу, чтобы непонимание убило нашу дружбу!
Тереза посмотрела на свои руки.
— Почему вы думаете, что он женится на Эстелле? — спросила она. — Это… это он вам сказал?
— Ну, не буквально, но, вероятно, это так! Я знаю. Кроме того, у Эстеллы вполне определенные планы. Ты должна это знать!
— Да. Я знаю, чего хочет Эстелла. — Тереза судорожно скомкала платок. — А вы? Чего вы хотите?
Джульет почувствовала, как щеки у нее горят.
— Что ты имеешь в виду?
— Фелипе предупредил меня, чтобы я ничего вам не говорила, но в тот день, когда мы были на Барбадосе, он вернулся в клуб и выяснил, с кем вы встречались.
Теперь Джульет стало ясно, почему Тереза всю дорогу из Бриджтауна хранила столь несвойственное ей молчание.
— Да, он мне говорил, — сказала она наконец.
— Он не назвал мне имя этого человека, но я знаю, что он все разузнал. Надеюсь, сегодня утром он получил отчет.
Это объясняет отсрочку, невесело подумала Джу-льет.
— Понятно, — сказала она, прикусив губы. — Твой… твой дядя, кажется, вообразил, что это… словом, в Англии таких людей называют «сахарным папашей»!
— Сахарным папашей? — Тереза широко раскрыла глаза. — Что это такое?
— Ну, это немолодой мужчина, заботящийся о молодой женщине!
— Вы хотите сказать, что дядя считает вас любовницей этого человека? — Тереза иногда могла быть пугающе взрослой.
— Ну… да.
— А это так?
— Нет! — страстно ответила Джульет. — Нет, он… словом, он мой родственник!
— Вы сказали об этом дяде?
— Нет. — Джульет вздохнула. — О Господи, Тереза, так мы ни к чему не придем! Ты веришь мне, когда я говорю, что твой дядя не виноват в этом утреннем происшествии?
— Да. — Тереза наклонила голову. — Вы же знаете, я люблю Фелипе. Я всегда буду любить Фелипе.
Джульет остановилась перед ней:
— Я это знаю, Тереза.
— А дядя знает?
— Да.
— Но он меня не любит! — В глазах Терезы появилась мука.
— Ах, Тереза, конечно же он тебя любит! Но не так, как мужчина любит женщину, которая будет его женой! — Джульет отвернулась. — А это не одно и то же.
Немного помолчав, Тереза сказала:
— Я привыкла думать, что любовь — это доброта, нежность и привязанность. Для меня любовь была именно этим. Когда Фелипе говорил со мной, я чувствовала теплоту и привязанность. С вами… с вами он говорит не таким тоном. Иногда мне кажется, что он вас ненавидит…
— Я в этом не сомневаюсь! — с горечью пробормотала Джульет, прислонившись к оконной раме.
— Не думаю, чтобы он вас ненавидел, — с пафосом произнесла Тереза. — А сегодня…
— Я уже тебе сказала — забудь о том, что произошло сегодня! — воскликнула Джульет, развернувшись.
— Не могу я этого забыть! А вы можете? Как он вас держал… как он вас целовал! Это было… это было… так откровенно. Я… я не думаю, что мне бы понравилось, если бы Фелипе так со мной обошелся!
Джульет уставилась на нее:
— Ты серьезно?
Тереза медленно кивнула:
— Полагаю, да. И… и тот день, когда он увидел вас с этим человеком… с этим человеком на Барбадосе. Он годился вам в отцы, гораздо старше Фелипе, конечно, но ведь вы старше меня, и я подумала… Ах, сеньорита, я подумала, что, может быть, через несколько лет я смогу выйти замуж за Фелипе! Он будет старым… а я по-прежнему буду молодой!
