Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
В каком-то извращенном смысле он скучал по Бетти, пусть и желал ее смерти. Он хотел бы убить ее, но это было невозможно. Теперь она в камере смертниц, и ему до нее не добраться, потому что бабы слишком тупы, чтобы совершать насильственные действия в тюрьме. В мужской тюряге можно заказать кого угодно. Люди сделают это за миску лапши. Они убьют за пачку мыла «Ирландская-блядь-весна» (приятный запах, отлично годится для дрочева). Но единственные зэчки, у которых имеется доступ к Бетти, это такие же унылые психопатки из смертниц, которые, вероятно, с утра до вечера лежат и скулят, тогда как зэки проявляют чудеса изобретательности, как-то: вставить петлю от шкафчика для одежды в солнечное сплетение или спрятать лезвие в ручку зубной щетки, чтобы снять с кого-нибудь лицо.
Впрочем, Бетти была на редкость крутой бабой, в отличие от большинства. Отчасти поэтому она так ему нравилась. Если бы он мог выбрать кого-то из женщин, кому можно заказать мокрое дело, он бы поставил на Бетти, но, поскольку он хотел заказать именно ее, такой вариант отпадал.
Бетти капала ему на мозг, что его отношения с женщинами коренились в отношениях с матерью. Но что Бетти знала о матери Дока? Он и сам-то мало знал ее, поскольку жил с ней только до пяти лет. Он помнил, как спрашивал ее, кем она работает, потому что она все время ходила с ним по домам разных мужчин и оставляла его сидеть одного на диване, и каждый раз ему казалось, что ее нет целую вечность.
– Услуги, – говорила она ему. – Я оказываю услуги.
Бетти говорила, что хотела бы от него ребенка, но оказалось, что ее матка не в порядке. Или, может, не в порядке был его член. То есть он был в полном порядке для секса, но она не могла забеременеть, хотя он кончал в нее множество раз, надеясь заронить в ней семя Дока-младшего. (Обычно Док предпочитал кончать на тело или, в идеале, на лицо.)
В бар заходит конь.
В бар заходит конь, и бармен говорит: «Чувак, на тебе лица нет».
Дерни сто раз. Этот анекдот всегда казался Доку уморительным, но иногда он был не прочь подергать сам себя. В тюрьме выбор невелик, чья рука, кроме твоей собственной, притронется к твоему члену, если только ты не готов обратиться к другому мужчине. Один раз он трогал здесь кое-кого, и если ты не гей и делаешь это впервые, тебя ждет неслабый сюрприз. Эрегированный член другого мужчины для натурала напоминает некий корнеплод. Женщины знают мужской член на ощупь, и каждый мужчина знает свой собственный член, но ты не ощущаешь свой член со стороны, ты вызываешь ощущения в нем. Когда Док прикоснулся к чужому члену, почти такому же, как свой, но не своему, у него шарики за ролики заехали. Он отдернул руку и не стал делать второй попытки. Это был один из тех трансов, которые играли в софтбол пуховкой. С виду симпатичная латинка, и ему хотелось, чтобы она умоляла его, и стонала, и закидывала голову назад, как реальная женщина. Это было бы чем-то новым в таком месте, где один день почти неотличим от другого. Но неожиданно у этой чики обозначился здоровый хер в штанах. Доку не нравилось вспоминать этот момент, но иногда он делал это, чтобы отвадить себя от желания повторить такое.
Единственный пенис, который он трогает, это его собственный. И он занят этим прямо сейчас. Большинство мужчин дрочат почти каждый день. Потом ты вытираешь капли, скрывая улики, хотя все это знают, и никто не знает, потому что об этом не говорят просто так в коллективе, в общем разговоре в блоке Дока. Он только предполагает об этом, как люди предполагают самые разные вещи, не ожидая эмпирических доказательств. А в этом случае он их и не хочет. Но он знает. Просто знает.
Бетти все время провоцировала его быть сукиным сыном. Ей нравились самые грязные типы, а в особенности копы. Они с Доком много пили и много дули кокаина. Бетти нравилось есть кокаин. Он не встречал никого, кроме нее, кто бы ел кокаин; сам он для надежности предпочитал колоться.
В плену любви и кокаина он по дурости уверял ее, что он самый грязный коп из всех. На этом держалась их связь. Об этом были их постельные разговоры. Всякие глупости, которые люди говорят друг другу после секса, – о всевозможных злоупотреблениях своим положением, обо всяком дерьме, которое сошло им с рук, о людях, которых они убили.
Когда Бетти пригрозили высшей мерой, она выдала все, что когда-либо слышала от Дока. Ему предъявили обвинение в убийстве первого убийцы, нанятого Бетти, и в причастности к другому заказному убийству, управляющего мужского клуба, много лет назад. Но имелись еще двое людей, которых он пустил в расход, хотя у полиции не было доказательств, и это нельзя было использовать в суде. Один из убитых был отморозком, насиловавшим своего пятилетнего сына. На него донес сосед, позвонивший по номеру 911. Док первым приехал по вызову, и этот тип даже не успел застегнуть ширинку. Ребенок плакал, из ануса у него текла кровь. Док сказал подозреваемому расслабиться, и, как только тот опустил руки, Док начал стрелять в него.
Анекдот про Линду и Ричарда был историей Дока. Реальной историей. Но, когда он ее рассказывал, люди всегда думали, что он шутит. Это случилось с ним в школе. Он испытал такое только один раз, но все отрочество юного Ричарда Лин Ричардса, которого все звали Док, можно было выразить в этом моменте унижения девчонкой по имени Линда у автомата с газировкой на Магнолия-стрит в пригороде Лос-Анджелеса. История всей его жизни могла бы уместиться на этой булавочной головке. Я не Линда.
Флойд и Ллойд также были реальными людьми. Братьями, женатыми на двух двоюродных бабках Дока. Одно из немногих воспоминаний Дока об этих смурных старухах и их мужьях-братьях касалось шутки, которую Док иногда рассказывал. У Флойда был персик, он откусил его, повернулся к Ллойду и сказал: «Этот персик на вкус как манда. Невероятно». По подбородку Флойда тек сок. Он дал персик Ллойду, и тот тоже откусил его, но выплюнул в траву. «Говно вкус», – сказал Ллойд. На что Флойд сказал ему повернуть персик другой стороной, потому что он откусил не с той. В этом месте Док теряется. Эту шутку нужно показывать в лицах, как будто он видел это своими глазами, но это не так. Флойд и Ллойд, его двоюродные деды, никогда не разговаривали друг с другом. Они были завзятыми молчунами, со всеми, всегда. Они все время сидели вразвалку перед телевизором, вызывая у женщин и детей смутное чувство тревоги. Кроме того – и всем это известно, – безотносительно трагической семейной истории Дока, любые персики восхитительны на вкус, поистине восхитительны, и ничуть, он это повторяет, ничуть не похожи на говно.
13
Мою соседку Роми перевели куда-то, а я не знала куда. Большой папа отказался мне сказать. «Занимайся собой, Фернандес», – вот и весь его ответ.
Теперь я тут одна. Кое-кто из карцера заявляет, что Роми держат под присмотром, чтобы она не покончила с собой. Я не верю этому. Карцер – это фабрика сплетен, где люди сидят взаперти и перекрикиваются через кормушки.
Большой папа ни с чем не хочет помогать мне. Даже не дает никакую книжку почитать. Только и знает: «Никаких передач, Фернандес. Не-а». Видно, рассчитывает получить повышение.
Один раз я за год прочитала в карцере восемь романов Даниэлы Стил. Она написала роман про тюрьму, просто крышесносную вещь. Все ее читали. Мы рвали книгу по нескольку страниц, чтобы пересовывать под дверьми, и все говорили о ней. Она прогремела по тюрьме как грозовая буря. Мне не казалось странным, что женщины в тюрьме хотят читать о других женщинах в тюрьме. Ты хочешь читать о мире, который знаешь, а не о чем-то неизвестном.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
