— Напрягись.
— По нолям.
В нашу первую совместную поездку в горы, напомнила Зоя. В баре ты услышал песню и спросил бармена, кто поет.
— Не помню.
Зоя назвала дату, место, спутников и знакомых.
— Чистый лист.
— Ну вспомни! Не мог ты забыть! Как же так?
— Да вот не помню.
Зоя описала меблированные комнаты и хозяйку-старуху, носившую дрова из сарая, чтобы согреть воду для ванны; всякий раз она хваталась за поясницу и кривилась, словно желание искупаться после дня на лыжах было блажью. А придирчивый инструктор заставлял съезжать по льду.
Джейк ничегошеньки не помнил.
Конечно, было много поездок, которые могли перепутаться, но подобное беспамятство тревожило.
— Куда ж подевался этот отпуск? — бормотал Джейк. — Почему другие помню, а его — нет? Не то чтоб он куда-то завалился в памяти, точно диск за шкаф, его просто смыло.
— Пустяки.
— Нет, не пустяки, черт возьми! Что мы такое, если не сумма воспоминаний?
— Мы забываем, кем могли бы стать. Разве это не важнее?
Поморщившись, Джейк взъерошил волосы, словно этаким массажем надеялся отыскать пропавшие воспоминания.
— Но песню ты помнишь, — заметила Зоя.
— Помню. Некоторые песни, книги, фильмы подобны холмам на равнине памяти. Они выше всего твоего опыта. Им никуда не деться.
— Но многое забываешь.
— Да, многое.
В баре посидели недолго — послушали музыку, перебрали воспоминания. Есть не хотелось; под руку побрели обратно в отель. В холле Джейк заметил кое-какую перемену:
— Пока нас не было, свечи сгорели.
— И все еще догорают?
— Выяснять не собираюсь, хотя любопытно. В смысле, странно, правда? Почему они сгорают, лишь когда вырубается электричество? А?
— Знаешь, я больше не могу искать ответы. Иначе свихнусь. Порой лучше плыть по течению, и только.
— Это слишком легко.
— Хватит. В постель.
Ночью Зоя проснулась от холода. В натопленном номере было жарко, поэтому окно оставляли приоткрытым, хотя Джейк вовсе не чувствовал температурных колебаний. Зоя вылезла из постели и прикрыла оконную створку, заметив, что во всем поселке вновь погас свет. Потом, зябко поежившись, нырнула под одеяло.
Сон не шел. Может, надо сказать Джейку, что опять нет света? — думала Зоя. Жалко будить. Все равно ничего не сделаешь. Зоя таращилась в темноту. Видимо, ее тревожность передалась мужу, потому что вдруг он прошептал:
— Не спишь?
Зоя повернулась к нему. Во мраке глаза его казались темными маслянистыми озерцами.
— Нет. Свет опять вырубился.
— Давно?
— Не знаю. Думаю, с час назад. Я озябла и встала закрыть окно. Тебе не холодно?
— Прижмись ко мне. Постарайся уснуть.
Утром выяснилось: электричества так и нет. Зоя почувствовала, что гостиница, прежде душноватая, за ночь остыла. Джейк не замечал температурной разницы, однако возникла проблема, которую окрестили «энергетическим кризисом». Что делать, если перебои с электричеством станут систематическими? До сих пор забот с едой не было, ибо все поселковые морозильники ломились от провизии. Но без тока за пару дней продукты испортятся. Конечно, есть вариант: вынуть их из холодильников и зарыть в снег.
В холле имелся большой камин. Решили его растопить. Вокруг полно дров, а если что, сказал Джейк, по бревнышку разберем другие отели. Зоя потрогала живот. Здешнее будущее пугало.
Осмотрели камин. Следы копоти известили: очаг не декоративный, но рабочий, хоть пользовались им нечасто. Джейк предложил отправиться на поиски топлива.
Именно он заметил, что свечи на буковой стойке портье сгорели, превратившись в застывшие восковые лужицы:
— Неугасимое пламя было, да сплыло.
— Мне страшно, — сказала Зоя. — Что это значит?
— Что правила постоянно меняются. Пошли по дрова.
В сотне метров от гостиницы встретился старый дом из серо-голубого камня, с деревянными балкончиками и ставнями. Наверное, в былые времена, когда поселок еще не превратился в лыжный курорт, это была ферма. За долгие годы все деревянные части растрескались и посерели. К одной стене был пристроен шаткий навес, под которым обнаружилась аккуратная поленница, прикрытая брезентом. Джейк сдернул его на снег, чтоб приспособить под волокушу.
— Славная поленница, — сказал он. — Спасибо тому, кто на совесть потрудился.
Зоя отложила чурбачок:
— Хочу заглянуть в дом.
Джейк складывал поленья на брезент:
— По-моему, не стоит.
— А что такого?
До сих пор они свободно заходили в любой отель, бар или магазин, но не в частные дома. Наверное, это был знак уважения к чужой жизни. Либо несбыточная надежда, что когда-нибудь хозяева вернутся и поселок оживет. Во всяком случае, и мысли не было о том, чтоб вторгнуться в чужое жилище.
— Интересно, кто там жил?
Оставив Джейка с охапкой поленьев, Зоя направилась к задам дома.
Черный ход был не заперт. Зоя толкнула дверь и вошла в дом, подавляя желание окликнуть хозяев.
Внутри было сумрачно. Сразу за порогом начиналась кухня, переходившая в уютную столовую с обеденным столом в окружении старинных стульев. Справа сквозь открытую дверь виднелось нечто вроде мастерской. В выстуженном доме пахло отсыревшей штукатуркой и еще чем-то, напоминавшим нафталин.
В столовой имелся открытый камин с полкой, над которой висело зеркало. По краям полки стояли медные подсвечники со свечами в целлофановых обертках. Заметив спички, Зоя распечатала и зажгла свечи.
Потом глянула в мутное зеркало, в местах отшелушившейся амальгамы усеянное ржавыми крапинами. Пожалуй, ему перевалило за сто лет. В потемках зеркало нелюбезно одарило Зою сильно исхудавшим желтоватым лицом в ржавых конопушках. В камине высилась кучка золы. Присев на корточки, Зоя ее потрогала — вдруг теплая? Нет, сырая и холодная.
По бокам камина стояли два старых кожаных кресла с кружевными накидками, на которых головы жильцов оставили темные пятна. Казалось, от них исходит запах сальных волос.
На стене висели обрамленные фотографии двух, а то и трех поколений семьи: традиционные групповые этюды в солидной деревянной окантовке хмуро соседствовали с легкомысленными снимками в хромированных и пластиковых рамках. По выцветшим родительским фото семидесятых годов, которые не могли состязаться с красочной яркостью детских снимков, было возможно предположить, кто кем и кому приходится.
Кто-то из этих людей умер, кто-то жив, но я отделена от тех и других, подумала Зоя.