Они очень старались, но яма получилась неглубокой. Правда, достаточной, чтобы звери не добрались. Да и зверей-то в городе почти не осталось, кроме человека. А этот хищник предпочитает свежее мясо.
После того, как гроб опустили в могилу, священник отчитал положенную в таких случаях молитву. Игорь сам забрасывал яму землей, хотя было тяжело, голова кружилась. Горсть за горстью, взмах за взмахом.
Закончил он уже в сумерках.
Отец Андрей принес полбутылки кагора. Смущенно улыбнулся:
— В подвалах-то осталось. Хотя вроде и негоже, а все ж помянуть надо. Только с посудой плохо. Вот, что не унесли, то и использую. — Он поставил на стол большую серебряную чашу, налил до половины и пояснил: — Мне не жалко, просто много нельзя: спьянимся быстро.
Игорь кивнул.
Когда они умолкали, в храме становилось тихо. Удивительно, оглушительно тихо. И по-прежнему пахло ладаном и воском. Горело несколько свечек.
Поп поднял чашу, перекрестился на икону, вздохнул и отпил пару глотков. Протянул Игорю.
— Давай, страдалец. Пей. Средство древнее, немного можно.
Кагор был сладким и крепким. В голове практически сразу зашумело… И ледяной комок в груди вдруг остро уколол, бросился к лицу в глаза, поплыл, потек холодными каплями…
— Ты плачь, плачь, — кивнул отец Андрей. — Я лицо духовное, меня стесняться нечего. В былое-то время тут знаешь сколько люда разного слезами заливалось. Ой, страсть! И придет, и крестится да плачет, плачет да крестится. Чего, спрашиваю, милый, случилось? А он только денежки сует свои, да плачет, плачет… Вот оно как. Не в радость богатство. Это в девяностые годы было. Народ тогда хоть и злой был, но чистый более-менее. Потом таких вовсе не стало… Придет, бывало, свечку ткнет, будто палку, крест положит да и на выход. Торопится. Куда бежит? От кого?
Отец Андрей хлебнул вина. Крякнул, протянул чашу Игорю и ушел за алтарь. Через четверть часа вернулся, неся в миске распаренный соленый горох.
— Вот, покушать придумал, — пробормотал священник. — Посадки сделал, да не знаю, вызреет ли к осени. Поднялись росточки-то… А полезная штука — этот горох. Белка больше чем в мясе, вот как. Чудом сохранился, чудом. Ты давай, кушай. — Отец Андрей простодушно улыбнулся, показывая темным пальцем на блюдо. — С серебра едим. Настоятеля нашего так и трясли: где, говорят, золото да серебро прячешь? К чему им? Вот ты скажи, к чему? — Он махнул рукой в сторону дверей. — Вот что там сейчас злато? К чему оно там? Ан нет! Брали, тащили… Изверги. Упыри.
После этих слов он испуганно обернулся и поглядел в окно, словно ждал, что грабители услышали его брань и вот-вот вернутся.
— Как же вы живете тут? — спросил Игорь, жуя мучнистый — невкусный, но полезный — горох. — Убийства же кругом, дикость.
— Истинно так, — подхватил отец Андрей последнюю мысль, игнорируя вопрос. — Варварство, тьма. Гоги и Магоги. Вот они откуда вышли-то, вот откуда! — Он стукнул себя в грудь. — Из сердец наших вышли народы эти, из сердец наших алчных да холодных. Вышли и поработили наши умы, вот что страшно. Тьма пришла, да не откуда- то, а из нас самих.
— Ну, а храм как же? Неужели не трогают?
Отец Андрей пожал плечами.
— В первые дни, конечно, грабили. Алтарь жгли. А потом… Видишь как, стороной обходят. — Он приблизился к Игорю и сказал доверительно: — Я думаю, усовестились.
— Вряд ли.
— А я все же думаю так. Хотя и понимаю, что наивно, но всё ж. В душу человеческую нельзя не верить. Она тогда умереть может совсем, а это же против Божьего промысла преступление. Усовестились. Как есть. Страшные времена-то, страшные. Куда человеку податься? Кому душу открыть? Кто один-единственный простить может? Вот так-то. Только в Боге спасение их…
А вы, значит, полагаете, что это все по его воле произошло? Вся эта… — Игорь попробовал найти слово, но не смог. Только рукой махнул вокруг себя: мол, посмотри сам.
— Я над этим думал, но только ответа не нашел, — смутился отец Андрей. — Мир наш кончился, это правда. В ужас и кровь погружаемся. Конец света? Может, и конец. Всадник Бледный… Глад… Мор… Третий ангел прортубил… Тьма…
Он бормотал все тише и тише, погружаясь в себя. Его губы продолжали шевелиться, но слов уже не было слышно. Глаза отца Андрея сделались стеклянными.
Дергать священника Игорь не решился. И без того было ясно, что тот испытал невероятный кризис веры, столкнувшись с ужасом реальности. Сыпать соль на его раны было совершенно лишней жестокостью.
В то, что весь этот кошмар делается по велению Господа, Морозов не верил. Произошедшее было человеческим. Слишком человеческим: дурным, гадким и отвратительным. Может быть, какое-нибудь новое оружие? Или эксперимент? Очередная дрянь! Дрянь пошлая и дурная. Игорь полагал, что Господь-бог мог бы придумать что-нибудь более впечатляющее и масштабное. А тут… Одним словом, в причинах катастрофы Морозов был более чем уверен: что-то наше, людское. Зато в тех испытаниях, которые выпадали на долю каждого конкретного человека, очутившегося в мясорубке, было что-то от Божьей воли. Но говорить об этом с отцом Андреем казалось не с руки.
И вскоре Игорь понял — почему…
Священник помотал головой, вздрогнул, прокашлялся.
— Что-то засиделись…
Игорь кивнул.
— Спать пора, — решил отец Андрей. — Что делать-то собираешься, страдалец?
— Делать? — Игорь поднял голову, посмотрел на теряющийся в темноте купол храма. Где-то там, потертое и потускневшее, скрывалось изображение неба. В этом было что-то таинственное, будто намек на какое-то движение, жизнь, о которой ничего не знаешь. — Сына найду. А там видно будет.
— Сына? Сына это хорошо, — задумчиво произнес поп. — А если чего, так возвращайся: вместе полегче будет. Как-нибудь зиму перебедуем, а там весна, глядишь…
Он оборвал фразу. Замер, прислушиваясь.
Игорь увидел, как глаза священника опять становятся странными, остекленевшими.
— Слышишь? — страшно прошептал отец Андрей. — Ты слышишь?
Морозов прислушался, но сначала ничего, кроме звенящей тишины и легчайшего потрескивания свечек, не услышал. Но затем… Действительно был какой-то звук. Игорь застыл, напрягся.
Это были шаги. Но не в храме, а на улице. Там, снаружи, на площади кто-то ходил. Не один, и не двое.
Много людей.
— Слышишь? — крикнул отец Андрей, хватая Игоря за плечи. — Ты слышишь?
— Тихо, тихо… — Игорь аккуратно отвел руки священника в стороны. — Ну, ходит кто-то, так что же?
— Это не «кто-то», — прошептал отец Андрей в лицо Морозову. Игорь поразился, каким безумным сделался его взгляд. — Это не «кто-то»! Это они ходят. Они ходят! Они бродят. Ногами топочут. Несут, несут красное мясо своему господину! — Священник прижал ладони к лицу и забормотал ритмично, будто заклинание: — Красное мясо своему господину. Не свинину. Не говядину. Тащат людскую убоину. Шерстью покрыты, чумазы и не мыты. Черные руки у них трясутся, злые глаза по сторонам косятся, лицом нетопыри, а на деле упыри… Упыри!
