— Надо всего лишь немного воображения.
— Почему я должен воображать всякие ужасы, когда в жизни полно реальных ужасов?
Колин пожал плечами:
— Ладно. Итак, ты не хочешь?
— И кроме того, у меня кое-что запланировано на вечер.
— Что?
Рой хитро посмотрел на него:
— Увидишь.
— Не хитри. Скажи!
— В свое время.
— Когда?
— В... восемь вечера.
— А что мы будем делать до того?
Они спустились по Сентрал-авеню к небольшой портовой гавани, оставили велосипеды на стоянке и прошлись по лабиринту магазинчиков, расположенных на набережной. Они бродили в толпе жужжащих туристов, заглядываясь на симпатичных девчонок в шортах или купальниках.
Высоко над заливом парили чайки, то кружась, то внезапно бросаясь в воду. С пронзительными криками они пикировали вниз, затем вверх, снова вниз, вверх, соединяя в одно целое небо, землю и безбрежные просторы океана.
Вид гавани был превосходен. Заходящее солнце разгоняло бегущие облака и сверкало бронзовыми пятнами на поверхности воды. Вдали выстроились в цепочку семь рыбацких суденышек. Вечер был окрашен тем особым калифорнийским светом, который совершенно прозрачен, но в то же время как бы наполнен некой субстанцией, будто вы смотрите на мир через бесконечное идеально отполированное стекло.
В тот момент гавань казалась наиболее безопасным и приветливым местом на земле, но Колин зациклился на мысли, насколько все изменится в худшую сторону через час или два. В его голове уже образовалась картина ночи — улицы пустынны, магазины закрыты, полную темноту дробит только мерцание уличных фонарей. Единственный звук, который слышен в это время, — это голос ночи: непрекращающийся плеск волн, скрип пришвартованных лодок, зловещий шелест крыльев чаек, устроившихся на ночлег, и постоянно присутствующий демонический посвист, который не все люди слышат. Он знал, что с умиранием дня пробудится дьявол. В одиноких длинных тенях нечто огромное и пугающее поднимется из воды, чтобы схватить зазевавшихся прохожих, нечто скользкое и чешуйчатое, нечто, обладающее ненасытным аппетитом, нечто с острыми зубами и мощными челюстями, которые могут разорвать человека на кусочки.
Не в состоянии избавиться от этого ужасного образа, Колин почувствовал, что он не может более наслаждаться красотой вокруг, как если бы он смотрел на юную свежую девочку и представлял ее в виде разлагающегося трупа, в который она когда-нибудь превратится.
Иногда ему казалось, что он сходит с ума.
Иногда он ненавидел себя.
— Уже восемь, — сказал Рой.
— Куда мы поедем?
— Езжай за мной.
Вслед за Роем он проделал весь путь до восточного окончания Сентрал-авеню и далее на восток на Санта-Леона-роуд. Среди холмов, окружавших город, они повернули на узкую грязную дорогу, проехали по краю долины и стали подниматься наверх. По обеим сторонам грязной дороги в высокой сухой траве красными и синими огоньками сверкали полевые цветы.
Солнце садилось в океан прямо под ними, сумерки спустятся минут через пятнадцать. Ночь мягко ляжет на землю. Куда бы они ни поехали, возвращаться придется в темноте. А Колин этого не любил.
Они продолжали путь в тени эвкалиптовых деревьев и, объехав еще один холм, выехали на свалку старых автомобилей.
— Жилище отшельника Хобсона, — сказал Рой.
— Это кто?
— Он обычно жил здесь.
Одноэтажное дощатое строение, скорее, лачуга, нежели дом, возвышалось над двумястами разбитыми автомобилями, разбросанными на траве на несколько акров вокруг.
Они бросили велосипеды перед входом в хижину.
— А почему его звали «отшельник»? — спросил Колин.
— Потому что он таким был. Он не любил людей и жил здесь совершенно один.
Четырехдюймовая сине-зеленая ящерица скатилась на осевшее крыльцо хижины, пересекла его наполовину, а затем замерла, выкатив на ребят белесые глазки.
— А зачем здесь все эти машины? — спросил Колин.
— Когда он поселился здесь, они давали ему средства к существованию. Он покупал совершенно разбитые машины и продавал их на запчасти.
— И что, таким путем можно обеспечить себе существование?
— Немного, конечно, но ему и не надо было много.
— Да, похоже.
Ящерица соскользнула со ступенек на кусок сухой твердой земли. Она была настороже.
— Потом, — продолжал Рой, — он получил наследство.
— Он стал богат?
— Нет. Но получил достаточно, чтобы жить, не занимаясь продажей запчастей. И появлялся на людях только раз в месяц, когда ездил в город за припасами.
Ящерица вновь заползла на ступеньку и замерла, глядя на этот раз в другую сторону.
Рой был молниеносен. Ящерица могла смотреть назад так же хорошо, как и вперед и в стороны, так что она увидела, что он приближается. Но не успела. Он схватил ее, бросил на землю и со всей силы наступил на ее голову.
Колин, негодуя повернулся к нему:
— Какого черта ты это сделал?
— Слышал, как она хрустнула?
— Зачем?
— Это был кайф!
— Черт!
Рой вытер ботинок о траву.
Колин прокашлялся:
— А где отшельник Хобсон сейчас?
— Умер.
Колин подозрительно взглянул на Роя:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это ты убил его?
— Конечно. Четыре месяца назад.
— А что мы тогда здесь делаем?
— Мы устроим крушение поезда.
— Что?
— Пойдем, я тебе покажу.
Рой двинулся по направлению к разбитым автомашинам.
Колин пошел за ним.
— Скоро стемнеет.
— Отлично. Темнота скроет нас.
— Скроет? Что?
— Преступление.
— Какое преступление?
— Я же говорил, крушение поезда.
— О чем ты?
Рой промолчал.
Они пробирались через высокую, доходившую до колен траву. За разбитыми машинами трава была еще выше и гуще. Похоже, что отшельник Хобсон ни разу не наведывался сюда.
С вершины холм был похож на нос корабля.
Рой встал на краю и посмотрел вниз.
— Вот там это и случится.
