Косов, чувствуя, как от такой улыбки и у самого челюсти немеют.
— Да ладно… это он так, для поддержания разговора! — доброжелательно пояснил «щипач».
— Я вот не могу понять, что за масть у тебя, а? Вроде молодой, но — уже борзый! — опять «заплыл» «сиделец».
Косов хмыкнул:
— Масть, масть… Люди к пиковым отнесли! — Иван открыл зубами бутылку пива и глотнул.
— Да ну… пиковый? А чего росписи не вижу? — кивнул «фиксатый» на чистое тело Косова.
— А я молодой, да фартовый! Не хожалый еще! — снова улыбнулся Косов.
— Да? Ишь как! Фартовый, значит. А под кем ходишь, фартовый? — «фикса» явно нарывался.
— Тебе, с твоим любопытством, опером бы работать! У любопытной Варвары на базаре нос оторвали! Слышал такую новость? Давно с «кичи» откинулся?
— Да нет… пару недель не прошло! А биксы у тебя и впрямь — козырные! Я уж думал, ты кот! А потом присмотрелся — не, слишком уж они… Хороши, в общем! Не поделишься?
«Да он охренел в атаке?!».
— Ты рамсы не попутал ли? Болезный? С какого… я с тобой делиться буду. Подружки это мои, понял! Мои! А что мое — то мое! Берега не теряй! — ощерился теперь уже Иван.
— Тихо, тихо… Мы со всей душой к хорошей компании. Нет — так нет, что тут? Так как, говоришь, тебя кликуют? — ненавязчиво поинтересовался «Щипач».
— Чибисом погоняют. Один я, на льдине, так понятнее?
— А чего так? Одному в поле холодно! Дела ищешь?
— Не… в отпуске я. Хрусты пока есть, так что — отдыхаю! — отказался Косов.
— Ага, ага… Так кто из людей за тебя ответить может? — снова пристал «фиксатый».
— Вот же ты… дядя, любопытный какой? Валерьяна знаешь?
«Фикса» задумался:
— Это с Никольска, что ли?
Косов кивнул.
— Знаю, — поскучнел «фиксатый».
— А еще — Толя «Фикса». Или — старый Юзик. А еще — Шрам. Достаточно?
Тот совсем скучно хлебнул пивка, кивнул:
— Шрам — человек серьезный. Сразу бы сказал… и вопросов бы не было. Сам пойми… молодой, ведешь себя — борзо, пиковым обозвался. Да и шмары с тобой — упасть, не встать! Думали — арапа крутишь!
— А ты — законника из себя не строй! За такие вопросы…, - Косов сплюнул в сторону, — Ладно! Бывайте, бродяги! Счастливо оставаться!
Косов вернулся к подругам. Постарался сделать беззаботный вид, но что-то видно в нем оставалось от разговора, так как Эльза, посмотрев на него, сразу подобралась:
— Ваня? Все нормально?
— Все нормально, хорошая, все нормально! — улыбнулся Косов.
— Точно нормально? — не верила девушка.
— Да…
Поближе подсела и Зойка:
— Ваня… А кто эти… мужчины?
— А вот это те, кто тебе так нравится в этих песнях! — хмыкнул Иван.
— Да-а-а? Правда, что ли? А что они хотели?
Косов засмеялся:
— А хотели они… Чтобы я поделился с ними… вами! — и клацнул возле ее уха зубами, — Ну что — согласна?
И потом, наклонившись ближе к ее маленькому аккуратному ушку:
— А так как один из них — только что из зоны… то имел бы он тебя долго, жестко и даже — в попу!
Зойка поежилась, робко улыбнулась:
— Не… я так не хочу! И с ним — уж тем более! Да и вообще… с чего ты взял, что такие мне нравятся? Вот еще!
Девушка фыркнула, а потом потянулась к нему:
— Мне вот такие как ты нравятся, а не эти вот… всякие!
Иван улыбнулся:
— Я им так и сказал!
— А почему они… ну к тебе обратились? — снова пристала Эльза.
Косов пожал плечами:
— С чего-то решили, что я — один из них!
Зойка засмеялась:
— Ну… я же говорила, что ты похож на молоденького жулика!
Косов решил «пораздражаться» и высказать чего-нибудь Зойке, но тут за спиной раздался знакомый голос:
— Ну вот! Я же говорил, что это мой друг Ваня! Где красивые женщины, там и он!
Косов хмыкнул, и с улыбкой повернулся к приятелю:
— А может — наоборот? Где я — там и красивые женщины?
Ильичев, радостно улыбаясь, стоял под ручку с красивой дамой в черном сплошном купальнике. Из тех купальников, что — везде, на всех и попроще. Трикотажный, то есть. Как мужская майка. Сам Степа был в ситцевых «труселях» со штампом «А ля Наркомат Обороны», и под левой рукой держал тюк с формой, в самой же руке — за внутренние лямочки болтались хромовые сапоги. Женщина тоже держала на сгибе руки платье и босоножки.
— Привет, дружище! А мы идем, идем — смотрим, куда бы нам примоститься, чтобы и компания была, и место хорошее. А тут — вы! Ну что? Ты нам рад? — улыбке сержанта позавидовал бы и Чеширский кот.
— Вот кому я сейчас точно рад, Степка, так это тебе! — засмеялся Косов, — Даже не так! Мы рады! И тебе, и твоей подруге!
Ильичев повернулся к женщине и негромким баском прогудел:
— Ну вот видишь! Это же Ваня! Он мне всегда рад! А ты — неудобно, неудобно… Так, что, Надюша, компания у нас есть! А как этот стервец песни поет — сама услышишь!
Косов представил Степану и Надежде подруг, а Степа, в свою очередь, всем им — Надежду.
«Интересная женщина! Очень симпатичная, даже — красивая. Или — просто симпатичная? Хорошая фигура, длинные полные ноги. Русые волосы, довольно короткая стрижка. И какая-то грация в движениях, как будто танцовщица!».
— Ну ладно! Вы знакомьтесь, а мы с Ваней пойдем — искупнемся, да? А то мы пока по пляжу брели, я уже изрядно запарился! — улыбаясь, продолжал гудеть большим шмелем Ильичев.
«С его улыбкой… Обаятельный, сволочь! Чуть ли не Гагарин! Вон как Эльза с Зойкой расплылись в радушии!».
Они отправились к воде.
— А я, признаться, сразу понял, что это ты!
