I
У крыльца фельдмаршальской избы перед застывшим на часах рослым семеновцем, охранявшим вход, стояла пестро одетая толпа партизан.
Из-за рыжих кожухов и черных русских кафтанов «в сборку» кое-где выглядывали синие французские шинели. В гуще крестьянских заячьих треухов и старых, обтерханных малахаев там и сям торчали кивера вольтижеров, уланские каски, объемистые шапки итальянских гренадер.
У некоторых мужиков висела через плечо на веревочной портупее блестящая конногвардейская сабля или длинный кирасирский палаш, смешно бивший по партизанским онучам и лаптям.
Одни засунули за широкий суконный пояс, которым стягивался полушубок, обыкновенный топор, а другие – инкрустированный, дорогой пистолет.
Многие держали в руках дорожные посохи – увесистые дубинки.
Тут же, у забора, табунились кони под французскими седлами и вальтрапами с вензелем «N» или просто с перекинутым через лохматую лошадиную спину мешком и веревочными стременами.
Это были партизанские гонцы, прибывшие с донесением к Кутузову.
Партизаны точно исполняли приказ князя Кутузова: регулярно сообщать в главную квартиру о своих действиях.
Толпа негромко, но оживленно гуторила:
– Светлейший еще занят, вишь, у него офицер. Рассказывает. Докладывает.
– Это ротмистр из отряда генерала «Винцо в огороде», наши суседи.
– А ты откуда?
– Из села Малая Матерщина.
– Где такое?
– Под Клином. У нас по деревням народ хорошо француза щиплет…
– Им нигде спуску нет, – вмешался молодой партизан. – Вот мы вчера славный обоз отбили. Полковник Вадбольский напал на дороге у ручья, а мы и Никольские ему помогали. Полковник потом благодарил нас: мол, спасибо, братцы, за подмогу, мы без вас, мол, дольше провозились бы! Отдал нам все телеги ихние и лошадей. Телеги ничего – на железном ходу и упряжь подходящая, а лошаденки тощие-претощие!
– А в нашей стороне справно работает капитан Всеславин Александр Никитич, душа человек! Лихо воюет!
– Нет, лучше, чем Фиглер, не найти! Фамилия у него вроде не наша, а сам – настоящий русак. Ну и дает же он им жару! Кто в его руках побывал, тот больше на русскую землю не полезет! Казаки у него…
– Казаков они до смерти боятся. У нас в селе Верхнем вошло несколько этих поварцев в избу к бедной-пребедной старухе тете Паше. Требуют: «Давай млека!» – «Нет у меня млека», – отвечает. «А муму у тебя есть?» – пристали. «Нет муму. Есть одна коза». – «Казак! Казак!» – как встрепенутся, как закричат, и давай Бог ноги. Старушка, вишь, говорит «коза», а им почудилось – «казак», – смеялся партизан.
– А у вас, бабы, кто за командера? – спросил басом у двух молодок высокий, кряжистый старик в синем французском мундире, который на нем трещал по всем швам. Одна из них держала в руках карабин, а другая – простые вилы.
– Кузнец Прокоп, дяденька.
– А я думал, ты командер: вон у тебя какая фузея! – шутил старик.
– Не-ет. Разве бабы бывают командерами? – застеснялась молодка.
– А как же, бывают. Вон в Сычевке старостиха Василиса, – сказал средних лет курчавый партизан.
– Ну, конец свету пришел, – гудел басом старик. – Бабы воевать зачали! Приведись мне, я бы к ней под начало ни за что не пошел бы!
– А она тебя – вилами!
– Баба-то? Руки коротки!
– У ней руки хорошие, молодые, у Василисы-то. Баба в самом соку! – смеялся курчавый.
В другой кучке партизаны оценивали трофейные головные уборы. Молодой мужик вертел в руках кивер.
– В етой шапке хорошо: она легкая и не боится дожжа. Вишь, вся кожаная, – хвалил он, поворачивая французский кивер во все стороны.
– А на ней же должон быть красный аль желтый султан. Стоит вот эдак торчком, ровно помело, – показал другой. – Ты куда же, паря, султан подевал?
– Верно, был и салтан. Зеленый. Длинный, ровно собачий хвост. Я его топором обкорнал. По закустью ходить с ним несподручно: мешает.
– Лучше моей шапки нет! – хлопнул по высокой медвежьей гренадерской шапке веселый партизан. – И мягкая и теплая! По нашей зимушке!
– Ты в ней, брат, как духовное лицо!
– И скажи: они все с теплой стороны, а как хоронят голову!
– Да, одежка у них ветром подбита, а голова накутана, как у старой бабы.
– Умные люди бают: держи голову в холоде, а ноги в тепле. А у них все навыворот: голову кутают, а ноги босы…
– Ты бы, как они, с конца света к нам пожаловал, тоже без сапог бы ходил.
– Мои сапожки не скоро износятся, – засмеялся партизан, подымая ногу в аккуратном, новеньком лапте. – Только вот беда: в стремя не влезают – широки!
Партизаны говорили о том о сем, а в избе фельдмаршал сидел, склонив свою седую голову над картой – обдумывал действия летучих военных отрядов, вместе с партизанами, державших врага в тесном надежном кольце.
