Магобэйнодзё рассказал, как они отказались от общего жалованья в тысячу коку риса на всех, поскольку вассал должен служить сюзерену на основе личной преданности. Сансай, согласившись, выделил жалованье каждому в отдельности. Кто-то из приближенных Хосокавы предложил дать новичкам деньги на одежду, но даймё не согласился, поскольку эта подачка могла быть воспринята как унижение. Он оказался прав. Как ни бедствовали самураи, но они нашли возможность купить одежду и явиться на церемонию вступления в должность в накрахмаленных кимоно.
В завершение рассказа Магобэйнодзё, подняв чарку сакэ, произнес:
— Прости мою пространную речь, но я хочу, чтобы ты поверил в нашу честность и порядочность. Пусть наша еда скудна, а сакэ дешево, дело не в этом. Желаем тебе сражаться завтра смело и решительно, а если ты падешь в бою, мы похороним твои останки.
— Вы оказали мне большую честь, пригласив к себе, — ответил Мусаси. — Это приятнее, чем пить отборное сакэ в самом богатом доме. Я бы желал себе такой же судьбы, как и ваша.
— Не горячись, Мусаси! А то придется учиться плетению! — сказал кто-то под дружный смех.
Самураи веселились от души, но Мусаси собрался уходить. Ему не хотелось подводить земляков. Он распрощался и с легким сердцем отправился к себе. Или только со стороны казалось, что у него прекрасное настроение?
Нагаока гневался на слуг и домочадцев за то, что они не смогли удержать Мусаси. Утром он отправил людей на поиски Мусаси, но те вернулись ни с чем. Садо хмурился: «Что же произошло? — думал он. — Неужели…». Садо не решался завершить мысль.
В двенадцатый день Кодзиро посетил замок, где его тепло принял сам Тадатоси. Они выпили по чарке сакэ, и Кодзиро окрыленный вернулся домой.
К вечеру город гудел от слухов.
— Мусаси, видимо, испугался и бежал…
— Я точно знаю, он удрал!
Садо не спал всю ночь. Он уговаривал себя, что такое невозможно. Трусость не вязалась с характером Мусаси. Сколько известно случаев, когда ломались самые крепкие и надежные люди? В предчувствии самого худшего Садо уже подумывал о харакири — единственном в его положении выходе, поскольку он рекомендовал Мусаси.
Утро тринадцатого дня застало Садо в саду, где он прогуливался с Иори. «Неужели я ошибся?» — спрашивал себя Садо.
— Доброе утро, господин! — Нуиноскэ появился в боковой калитке.
— Нашли? — спросил Садо.
— Нет. Никто из хозяев гостиниц его не видел.
— В храмах узнавали?
— И в храмах и в додзё — везде, куда бы мог прийти фехтовальщик. Магобэйнодзё с друзьями отсутствовали всю ночь…
— Их до сих пор нет, — нахмурился Садо.
Сквозь листву сливового дерева виднелось море. Волны, казалось, бились в грудь Садо.
— Ничего не понимаю, — проговорил он.
Возвращавшиеся с поисков люди усаживались у веранды, злые и растерянные. Кинами Кагасиро, проходя мимо дома Кодзиро, видел толпу в несколько сот человек. Ворота торжественно украшены, а перед входом в дом стояла золоченая ширма. На заре три группы сторонников Кодзиро отправились в храмы молиться за его победу.
В доме Садо воцарилось уныние. Особенно переживали старые самураи, соратники отца Мусаси. Они чувствовали, что их предали. Если Мусаси струсил, они никогда не смогут смотреть в глаза другим самураям. Уходя от Садо, Кагасиро поклялся:
— Мы найдем негодяя! Не сегодня, так завтра. Смерть трусу!
Вернувшись в свою комнату, Садо возжег благовония в курильнице, как делал каждый день, но на этот раз Нуиноскэ заметил особую торжественность и мрачность ритуала. «Он готовит себя к смерти», — сокрушенно подумал он.
Выйдя в сад, Нуиноскэ столкнулся с Иори.
— Вы заходили к Кобаяси Тародзаэмону? — спросил Иори.
Нуиноскэ оценил смекалку мальчика. Никто не додумался искать Мусаси в доме купца, хотя именно там Мусаси мог найти надежное укрытие.
— Мальчик прав! — воскликнул Садо, услышав мнение Иори. — Немедленно пойдите в контору.
Садо быстро написал записку и отдал Нуиноскэ, сообщив ему содержание. Садо писал:
«Сасаки Кодзиро отправится на Фунасиму на лодке господина Тадатоси. Он прибудет к восьми часам. Ты успеваешь к этому времени. Предлагаю тебе прийти в мой дом и здесь провести приготовления к бою. Я достал лодку, а ней ты поплывешь навстречу победе».
Нуиноскэ и Иори, наняв быстроходную лодку, приплыли в гавань Тародзаэмона.
— Не знаю, о ком вы спрашиваете, но в хозяйском доме живет молодой самурай, — ответил приказчик в конторе.
— Нашли! — воскликнул Нуиноскэ, переглянувшись с Иори.
К Тародзаэмону, встретившему их в доме, Нуиноскэ обратился без лишних любезностей:
— Мы по важному официальному делу. У вас остановился Миямото Мусаси?
— Да.
— Сообщите ему о нашем приходе. Мы с ног сбились, разыскивая его.
Тародзаэмон ушел на внутреннюю половину дома и вскоре вернулся.
— Мусаси в своей комнате. Он спит.
— Спит? — изумился Нуиноскэ.
— Мы вчера засиделись допоздна.
— Не время ему спать. Разбудите его!
Купец не поддался настойчивости самурая и провел посетителей в гостиную, предложив им подождать.
Мусаси появился свежий и бодрый, с ясными, как у младенца, глазами.
— Доброе утро! — приветствовал он гостей. — Чем обязан?
Нуиноскэ молча передал письмо Садо.
Мусаси почтительно поднес свиток ко лбу, прежде чем сломать печать. Иори не сводил глаз с учителя, но Мусаси держался так, словно не замечал его. Прочитав письмо, Мусаси сказал:
— Большое спасибо господину Садо за заботу.
Мусаси быстро написал ответ.
— Я все изложил в письме, — сказал он. — Передайте ему мою искреннюю благодарность.
Мусаси добавил, что о нем беспокоиться не стоит, он сам доберется до Фунасимы в удобное для него время.
Мусаси и Иори не перемолвились ни словом, но, встретившись глазами, учитель и ученик многое сказали друг другу.
Садо, прочитав письмо, облегченно вздохнул. Мусаси писал:
«Примите глубочайшую благодарность за предложение доставить меня на Фунасиму. Я не достоин такой чести и не могу принять ваше предложение. Прошу вас учесть, что Кодзиро воспользуется лодкой своего сюзерена. Если я поплыву на вашей лодке, то сложится впечатление, будто вы противопоставляете себя господину Тадатоси. Не следует этого делать ради меня. Я хотел заранее предупредить вас об этом деликатном деле. Из этих же соображений я остановился у Тародзаэмона. На Фунасиму я отправлюсь на его лодке. Время я выберу сам».
Садо молча смотрел на лист бумаги. Письмо написано скромно, но с достоинством. Садо застыдился своих опасений.
