а не на больницы, ни Ивакину, который разрушил жизнь Холодова и пошел на повышение. Ни этому убийце с мигалкой. И пока так будет продолжаться, для такого, как он, всегда найдется такой, как я!
— Холодов не чиновник, а врач, но вы и его прикончили, — напомнила Петелина.
— Пришлось. Тогда я еще не добрался до главной цели. Кулику нужен был Живорез, и он его получил. Но вы и ваш Головастик… — Токаев сморщился от головной боли, но быстро отошел. — Впрочем, я не в обиде. Каждый должен делать свое дело. Я тоже.
— У Холодова остались дети.
— Счастливый. Не то, что я.
— А ведь вы заранее планировали его подставить, воспользовались его принтером.
— А вы забыли, что первая ткнули пальцем в его сторону. Совесть не гложет?
— Я планировала допросить Холодова, но мне запретили.
— Меня тошнит от таких оправданий. Я оправдываться не собираюсь.
Маньяк взялся за скальпель. Петелина попыталась его отговорить:
— Послушайте, Токаев. Я не могу гарантировать, что подниму старое дело об аварии, но обещаю посадить Васильева в тюрьму за экономические преступления. Есть заявления, которые положили под сукно, но я дам им ход, я начала сбор доказательств. Если он виновен в краже бюджетных денег…
— Деньги? — возмутился маньяк. — Если бы эта сволочь меня разорила, тогда… Нет, он лишил меня не денег. Он лишил меня сына. Того, в ком текла моя кровь. Кровь за кровь.
— Я могу понять, почему Локтев. Я понимаю, почему Васильев. Но почему все остальные, убитые вами? Вам лично они ничего не сделали.
— Зато сделали другим, я уверен. Они все заслуживают наказания, но не каждый может отомстить, а я смог.
Токаев сжал веки, сморщился и распахнул воспаленные глаза, безуспешно пытаясь снять боль.
— И еще. Мне надо было отработать методику, я не анестезиолог, дозы подбирал опытным путем и теперь… — Он указал скальпелем на Васильева. — Он будет видеть свою смерть. Физически ему будет не больно, но его будут разрывать изнутри отчаяние, бессилие, злость, мольба, раскаяние, все возможные душевные страдания, которые в сотни раз сильнее боли тела. Уж я-то знаю. Он умрет в муках.
— Если сейчас вы пощадите его, я обещаю…
Токаев снова скривился и замотал головой:
— Как же болит башка. И есть только одно средство, мне нужно видеть кровь. Его кровь.
Петелина ужаснулась:
— Токаев, вы не сможете остановиться. Вы уже не человек, вы превратились в Живореза.
— Теперь смогу. Убью его, избавлюсь от боли и смогу.
— Как?
— Увидите.
— Боль вернется, вам потребуются новые жертвы. Уж лучше… — Елена замолчала.
— Что посоветуете? — заинтересовался Токаев.
— У вас есть яд. — Елена кивнула на шприц-пистолет, которым ей угрожали.
Токаев понял ее, но не разозлился. Он говорил спокойно и рассудительно:
— Яд портит внутренние органы, это плохо. — Он дотронулся до кармана халата. — У меня в кармане документы.
— О той аварии, в которой виноват Васильева? — предположила следователь.
— Обо мне.
Токаев отошел к окну и задержался там, рассматривая что-то сквозь жалюзи.
Елена вспомнила про Марата. Где он, что предпримет? Он не успокоится, пока она в опасности. Если сейчас ворваться в палату, есть шанс обезвредить маньяка. Сколько прошло времени? Успела ли прибыть группа захвата?
— Засуетились, — словно отвечая на ее мысли откликнулся Токаев. — Уверен, лучшая хирургическая бригада уже в сборе. Готовятся спасать его или вас. Но у меня другие планы.
Он перешел к решительным действиям. Вернулся к кровати, прижал правую руку Васильева к постели и провел скальпелем поперек запястья. Кровь хлынула из раны на белые простыни. Васильев с ужасом смотрел на происходящее, хрипел, но не мог пошевелиться.
— Нет. Остановитесь! — потребовала Елена.
Токаев отбросил скальпель и взял большой нож.
— Опять предложите его посадить? Какой срок ему светит?
— Десять, пятнадцать лет. — Следователь готова была пообещать что угодно, лишь бы прекратить этот кошмар.
— Сдохнуть за пятнадцать минут или за пятнадцать лет. Хорошая альтернатива.
Токаев продемонстрировал острый нож Васильеву, отчего у того глаза еще больше выкатились от ужаса, а тело беспомощно дернулось.
— Смотри, — сказал он и опустил лезвие в кровавую рану на запястье.
Но не надавил на нож, а лишь измазал его. Поднял кверху острием, полюбовался стекающими каплями крови и подошел к Петелиной.
— А ваш защитник оказался трусом, бросил вас, — нарочито ласковым голосом произнес он.
— Он не трус, — обиделась Елена.
— С виду такой решительный, готов был выстрелить. — Токаев приставил нож ей под грудь.
Елена сжалась, но нашла в себе силы ответить:
— Дойдет до дела, выстрелит. Не промахнется.
— У, герой, — покивал Токаев то ли с сомнением, то ли с одобрением.
Левой рукой он потянулся к окну, нащупал шнурок и потянул за него. Жалюзи открылись. Окровавленный нож при дневном свете приобрел особый алый оттенок. Он чуть надавил на него, и Елена почувствовала, как острый кончик прошел сквозь одежду и проткнул кожу. У нее перехватило дыхание, малейший вздох причинял боль. Она во власти маньяка, который излечивается только при виде крови. Одно резкое движение, и он получит удовлетворение.
Токаев бросил взгляд в сторону и неожиданно напомнил:
— Пятнадцать лет, вы обещали.
— А вы обещали меня отпустить. — Елена вжималась в кресло, но нож давил на нее с той же силой.
— Я же маньяк, мне верить нельзя.
Токаев взмахнул ножом высоко вверх и ударил вниз резким режущим движением.
53
Валеев отступил от запертой двери палаты номер «35», проклиная все на свете: глупую медсестру, скользкие бахилы, недобитого чиновника, хитрого маньяка, настырность Елены, но прежде всего он корил себя. Это он, вооруженный мужик, прошедший огонь и воду, должен был идти впереди и заслонять женщину при малейшей опасности. Как он отпустил ее? Почему задержался? Где они ошиблись?
Впрочем, эти вопросы уже не имели никакого смысла. Лена в руках маньяка. И пока худшее не случилось, остается только один жизненно важный вопрос: как спасти ее?
Валеев позвонил Кулику, стал объяснять ситуацию, полковник сорвался, как только услышал о Токаеве:
— Какого черта вы еще в городе? Я руковожу следствием, а ее место…
Марат отключил связь. Терять драгоценные секунды на выяснение отношений — худший вариант. Он позвонил в полицию, сообщил про заложницу в больнице, захваченную маньяком. Последовали вопросы, от которых хотелось дать в морду дежурному, если бы тот находился на расстоянии вытянутой руки. Опять спасительное время утекает в песок.
И тут он вспомнил и прокричал в трубку:
— В палате вице-губернатор Васильев. Маньяк пригрозил убить его первым! Я записываю наш разговор, и если ты не предпримешь срочные меры…
Упоминание о высокопоставленном чиновнике подействовало. Спасать важную шишку, точнее
