Сергей Павлович Бакшеев
По лезвию денег
Пролог
Мною движет единственная цель — мне нужны деньги. А кому они не нужны — усмехнетесь вы. Это так, но у меня особая ситуация. Мне нужно много денег, и у меня нет времени, чтобы заработать их честно. Я рассчитал точную сумму — более ста миллионов рублей. Даже самая высокооплачиваемая работа, соответствующая моему интеллекту, будет приближать меня к заветной цели черепашьими шагами. А я не могу ждать. Причина проста — в любой момент я могу загнуться и сдохнуть.
Да, черт возьми, мне суждено умереть раньше, чем вам! И эту ужасную реальность никак не исправить. Ни вы, ни я, никто другой на огромной планете не в силах мне помочь.
Ну и пусть. Только смирившись с неизбежным уходом, я осознал, насколько стал сильнее. Да, вы не ослышались. Мне нечего терять, я ничего не боюсь, все худшее в моей жизни уже случилось, поэтому я готов рисковать, рисковать по-крупному, поставить на кон свою жизнь, чтобы сорвать куш.
Только не подумайте, что я убийца или бандит. Нет, я действую без оружия. У меня есть четкий план, как добыть деньги. Незнающие люди сочтут его фантастическим или безумным, но план работает.
Доказательство — тяжелая сумка в моей руке. Она набита банкнотами, которые я… Какое бы слово подобрать, поточнее. Украл? Нет, это не совсем так. Добыл? Чуть ближе к истине, но все равно не отражает сути моей деятельности. Заслужил? Да, конечно! Мне сорок лет и минимум тридцать из них я учился, трудился, развивал свои мозги, чтобы в критический момент они подсказали мне верный путь. Сумка с деньгами — это вознаграждение за долгие годы серых будней.
Серые… Это безликое слово преследует меня всю жизнь. Дело в том, что мое имя — Юрий Серов, и, разумеется, школьные приятели называли меня Серым. Серый — ни то, ни се, ни черный, ни белый, другими словами, посредственный.
И вот я доказал, прежде всего себе, что они ошибались. Сейчас в моих руках большая сумма денег. Как же приятна их тяжесть. Теперь я не Серый, я — Доктор. Под этим именем я известен подельникам и клиентам, о нем слышали и в полиции, но до сих пор не знают, кто за ним скрывается. Я почти победил. Правда, скользкое «почти», как петля на моей шее.
Дело в том, что сумма в моих руках хоть и большая, но недостаточная. Я еще не довел свой план до конца и вынужден рисковать дальше. Наша игра в кошки-мышки продолжается. Я уверен, что перехитрю полицию, однако не догадываюсь, что сейчас за подкладкой моего пиджака «маячок», по которому меня отслеживают.
В любой момент это может стать катастрофой.
Вы хотите знать подробности? Надеюсь вы не из полиции. А, впрочем, когда там прочтут эти записи, меня, скорее всего, уже не станет.
Ваша жизнь идет по накатанной колее, и вы полагаете, что так будет всегда? Вы знаете, что будет завтра, через неделю? За полгода планируете свой отдых? Наивные. Я тоже так жил, пока в один обычный день злой рок не дал мне подсечку. Бац — и я на лопатках!
Больно. Так больно, что жить не хочется. Но я не могу оставить в беде своих близких. Поднявшись после удара судьбы, я оказался в другой реальности, и мне пришлось кардинально измениться, чтобы впредь устоять на ногах.
1
Въезд на территорию больницы перегораживал шлагбаум. Я бросил машину где придется и, шлепая по лужам, побежал прямо к приемному отделению. За спиной осталась майская предрассветная улица, пахнущая цветущей сиренью, а за порогом меня ждал стремящийся к стерильности мир с негаснущим белым светом и усиливающим тревогу стойким запахом моющих средств. От специфического духа при посещении больницы у меня всегда портилось настроение, что уж говорить про этот визит. Я порвал два комочка бахил, которые никак не хотели расправляться, прежде чем нацепил их на мокрые туфли.
Существо в белом халате — я не заметил ни пола, ни возраста — провело меня к двери кабинета на втором этаже. Там меня встретил уставший взгляд немолодого лысеющего грузина. Врач сидел за столом и был одет в хирургический костюм с коротким рукавом и треугольным вырезом на груди, где из-под белой футболки протискивались черные волоски. Эти нелепые завитушки, похожие на проволочки, выглядели совершенно неуместно в лечебном заведении.
Пока я восстанавливал дыхание, хирург изучал меня сквозь стекла очков в стальной оправе. Наконец, густая щеточка его усов, ограниченных уголками губ, пошевелилась, хозяин кабинета представился:
— Давид Гелашвили, хирург. — Жестом руки он предложил мне сесть, а затем уточнил: — Вы отец?
— Серов Юрий Андреевич, — торопливо ответил я и даже потянулся за паспортом, но понял, что это лишнее. Меня терзала неизвестность. — Что с Юлей?
— Мы вытащили ее, но состояние девушки по-прежнему тяжелое. — Хирург умолк, сложив перед собой сильные волосатые руки, на которых просматривался рисунок вен.
— Да не молчите вы! — Я подпрыгнул на стуле. — Что значит «тяжелое»?
Хирург не спешил. Он перебрал какие-то бумаги, сунул их в стол, снял очки, помассировал уставшие глаза.
— Сколько лет вашей дочери? — спросил он, не поднимая взгляда.
— Восемнадцать.
— Несчастная любовь?
— О чем вы?
Врач тяжело вздохнул и водрузил очки на нос. Поколебавшись, он объяснил:
— Ваша дочь выпила уксусную эссенцию. В результате — химическое повреждение желудочно-кишечного тракта, острая почечная недостаточность… Крайне болезненный способ самоубийства.
Жуткое слово резануло, как нож по живому. Я затряс головой:
— Нет, Юля не могла. Что вы несете! Это невозможно. Дочь радовалась жизни, строила планы, на днях ей выпала большая удача. Да она… у нее все только начиналось!
Гелашвили выдернул бумажную салфетку из коробочки, протер ею лоб и невнятно пробормотал:
— Издержки профессии.
— Ну, знаете ли, а это вас не каса… — Я осекся. Не помню, чтобы я упоминал о профессии дочери.
— Касается. К сожалению, чаще, чем хотелось бы. Я — хирург, и постоянно наблюдаю, как обрывается безмятежная жизнь. Человек не видит, не слышит, что рядом пропасть: шаг в сторону — и он в полете. Разобьется или выкарабкается… — Гелашвили изучил скомканную салфетку в руке, словно она символизировала то, во что превращается спокойная жизнь после опрометчивого поступка.
— Нет. Самоубийство исключено, — с обидой в голосе заявил я. — Так даже думать нельзя про нашу Юлю. Она, она… Вы ее
