И в самом деле, местные заметно нервничали. Черноволосый мужик по-прежнему держал в руках топор, а рука спрыгнувшего с передка подростка легла на потемневшую от времени деревянную рукоять ножа. Крошечный мальчишка, поставив лукошко прямо в красноватую дорожную пыль, изо всех сил вцепился в отцовскую штанину.
— Сэ сагикур мо, — громко заметил угрюмый подросток.
— Freund! — ответил Володя. — Wir sind nicht сагикур. Nicht сагикур, verstehen? Она — Анна, я — Владимир, это — Надежда и Юрий, понимаешь?
Мужик задумался. Опустив топор, он ткнул чёрным, заскорузлым от работы пальцем в наморщенный лоб. Затем этим же пальцем показал на стоявшую около телеги нарядную, пахнущую туалетной водой Анечку.
— Шайу-са?
— Мда-а! — протянул Володя. — Слушай, друг! Ну, как тебе объяснить-то? Анна. Надежда. Владимир. Юрий.
Мужик снова задумался.
— Апина, — нехотя выдавил он, дотронувшись до кончика носа. — Апина Лихаси ори Басина.
Сказав последнее слово, мужик с гордостью показал на видневшуюся вдали деревню.
— Басина, — объяснил он. — Вилари Басина.
Мужик снова задумался.
— Атни! — корявый палец показал на угрюмого подростка.
Тот презрительно фыркнул, ещё крепче вцепившись в рукоять ножа. Тем временем широкая ладонь отцепила от штанины цепкие мальчишеские пальчики.
— Оти! — заодно мальчишка получил от отца и звонкий подзатыльник.
— Ну вот, — обрадовался Володя. — Процесс пошёл, как говорил первый и единственный президент Советского Союза.
— Оти! — повторил мужик. — Кару-фэ и вилари, тарв рэ Машар…
И ещё целый ворох столь же непонятных слов.
— Уа-уа, папи-ка! — непонятно чему обрадовался мальчуган.
Поручив отцу тяжёлое лукошко с ягодами и молодыми побегами папоротника, он со всех ног припустил к виднеющейся вдали деревне. По ветру заполоскали полы ветхой рубашонки, засверкали чёрные пятки, поднимая фонтанчики красноватой пыли.
— Мальчики, я боюсь! — громко прошептала Анечка. — Сама не пойму, просто тревожно как-то…
— Чепуха, Анхен! — успокоил подругу Володя. — Сама подумай, чего нам бояться? Мы же не преступники, не бандиты какие. Лошадь взяли, но мы же не виноваты, что хозяин сам сбежал. Взаимопонимание, сама видишь, вроде бы как, налаживается. Может, он жену решил предупредить, что будут гости из другого мира. Пусть на стол накроет и пироги из печки вытащит…
— Луби коас шайора, — охотно согласился мужик. — Вота и вилари, Басина-са. Ре Машар деса ко феир, са луби…
Обойдя телегу, Юра осторожно взялся за основания вожжей — чтобы в очередной раз убедиться, что лошадь совсем непохожа на автомобиль. Фру-фру возмущённо заржала, ступив на больную ногу. Крестьянин и его старший сын не без интереса следили за ними.
— Рета, Рета! — наконец не выдержал мужик. — Феир-ни, сэ ша, ни ремаль…
За этими словами последовало множество других, без сомнения, так же адресованных москвичам и явно не содержащих в их адрес ничего лестного. Тем временем старший сын крестьянина, хмурый подросток, обошёл лошадь кругом. Небрежно отведя попавшую под руку пушистую кисточку, подросток присел на корточки, выхватив из ножен на поясе широкий, остро отточенный нож. Надя вскрикнула.
— Атни путаси-та… — прокомментировал действия сына старший крестьянин.
Не обращавший ни на кого внимания хмурый подросток слегка провёл остриём ножа по подкове. Из-под острия вылетел крошечный, едва различимый камушек, упавший в пыльную придорожную траву. Хмурый подросток так же небрежно вбросил нож обратно в ножны.
— И всего-то? — удивился Володя.
Сунувшаяся в поисках лакомства Фру-фру ощутимо получила по губам — после чего крестьянин и его сын дружно взялись за ремни — мужик за передний, а его старший сын за задний. Смотревшие за ними москвичи так и не поняли, в чём тут фокус — вроде бы крестьяне не делали ничего такого, что до того не пытались сделать и сами ребята — только теперь упряжь сидела на лошадке, словно влитая. Встав рядом с телегой, мужик легонько ударил Фру-фру по заду вожжами.
— Йо-о! — скомандовал он, слегка причмокнув.
За первым ударом последовал и второй — и вдруг лошадка пошла, легко и быстро, без каких-либо намёков на хромоту. Да и телегу она теперь тянула без малейших усилий. Четверым москвичам не оставалось ничего другого, как снова устроиться на сене — и маленький обоз неторопливо покатил к виднеющейся невдалеке деревне.
— Одного я всё-таки не понимаю, — заметил Володя минут через пятнадцать. — Как Миклуха-Маклай с аборигенами Таити… или где он там был… Как он с ними отношения налаживал? Да так, что они его не съели? Ничего же не объяснишь…
— Новой Гвинеи, — поправила всё на свете знавшая Надя. — Миклуха-Маклай вступал в контакт с аборигенами Новой Гвинеи. Он пришёл в деревню, лёг на пороге крайней хижины и притворился спящим. Аборигены его окружили, размахивали копьями — а он продолжал делать вид, будто спит. Они потом были готовы за него жизнь отдать. И называли его «тамо-боро-боро» — «человек с луны». А один голландский прохиндей, желая завоевать остров, выдавал себя за его брата…
— Ну, этот момент мы уже пропустили, — заметил Володя под негромкий скрип тележных колёс. — Ха, глядите-ка, Анхен, Юрыч! Опять блеснуло…
Поднеся к глазам Володин бинокль, Юра посмотрел на противоположный берег. Показалось, или среди поросших густым лесом холмов и в самом деле сверкает солнечный зайчик.
— Эй, дядя!.. Товарищ!.. — Володя дёрнул мужика за рукав. — Апина, как там тебя? Мда-а, объяснить-то как? Бинокль видишь? А как солнце на стёклах блестит, тоже видишь? Так вот, на том берегу…
— Компари-ни, — ответил шагавший рядом с телегой мужик. — Суни ои сагикур, но пари-са…
— Мда-а, паршиво, — согласился Володя. — Ч-чёрт, ну что же делать-то? Телега. Понимаешь, вот это — телега. Лошадь. Земля. Небо. Солнце…
Крестьянин задумался. Думать он явно не привык, а потому морщил лоб и тёр виски, пытаясь понять, чего же на этот раз хотят от него эти люди.
— Кату, — наконец сообразил он. — Ша. Гавир. Гавир та Тари. Сила. Соиль росу…
— Мальчики, да это же словарь! — воскликнула Надя. — Берите телефон или записную книжку, записывайте скорее…
— Человек, — продолжал ободрённый первым успехом Володя.
Он показал сначала на себя, Юру и обеих девушек, а затем на крестьянина и ехавшего впереди хмурого подростка. Мужик снова задумался.
— Ни, — ответил он, показывая на четверых москвичей. — Шайора.
Затем показал на себя и старшего сына.
— Кирина.
— Ничего не понимаю, — ответил Володя. — Мужчина? Женщина?
— Ни, — снова сказал мужик. — Сэ шайора, шайо.
