Дум’вилль все еще не могла понять, чего добивается меч. Разумное оружие, руководившее ее движениями, при помощи телепатии просто отдавало ей приказы: колющий удар, ответный удар, ложный выпад, отражение удара.
«Назад!» – раздался в мозгу девушки слышный только ей голос меча. По мнению Хазид-Хи, она двигалась недостаточно быстро. Затем она почувствовала, что меч разочарован, очень недоволен, словно она – они – потерпели поражение. Однако прежде чем она успела догадаться, в чем дело, меч снова принялся понукать ее, приказал повторить ту же последовательность движений, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Снова и снова, пока движения не запечатлевались в мышечной памяти. Дум’вилль не возражала, не задавала вопросов. Она пришла к выводу, что разумное оружие готовит ее к поединку с Тиаго. Нет, не так, призналась она самой себе – ей отчаянно хотелось верить в то, что план Хазид-Хи включает убийство Тиаго.
Этот дьявол Бэнр снова заставил ее лечь с ним прошлой ночью, в лесу у дороги, которая уже увела их за пределы Серебристых Болот. Унижение было невыносимым оттого, что Дум’вилль понимала: он спит с ней не потому, что испытывает по отношению к пей плотское влечение, хотя это уже само по себе было достаточно гадко! Нет, просто для того, чтобы напомнить ей: он может сделать с ней все, что захочет и когда захочет, без всякой причины. Просто потому, что ему так вздумалось.
С каким наслаждением она разрубила бы его на куски, заживо…
В этот момент острая боль пронзила все тело Дум’вилль. Она пришла в себя, резко выпрямилась, и меч едва не выскользнул из ее пальцев, потому что силы внезапно покинули ее.
«Ты рассуждаешь, как крестьянская девчонка», – упрекнул ее меч.
Эльфийка сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.
«Ты хочешь его убить?»
«Да».
«Ты думаешь, расставание с жизнью причинит ему боль?»
«Я заставлю его испытать боль».
Она почувствовала, что ее ответ позабавил собеседника; тот безмолвно смеялся, издеваясь над нею.
«Тиаго Бэнр не боится смерти, – объяснил меч. – Однако существует нечто такое, чего он действительно боится».
Дум’вилль подавила желание задать очевидный вопрос, который свидетельствовал бы о ее тупости и убожестве, и вместо этого поразмыслила о том, что она вообще здесь делает и о далеко идущих планах Хазид-Хи.
– Унижение, – произнесла она вслух и почувствовала, что меч с ней согласен.
И услышала приказ возобновить тренировку. Хазид-Хи снова руководил ею: выпад, отражение, резкие, стремительные. Она опережала его приказы, но лишь на долю секунды, затем быстро отступала назад, стараясь сохранить равновесие, и клинок устремлялся влево, вниз и вправо, вверх, затем снова и снова, с невероятной скоростью. Несмотря на то что она была на поле одна, она чувствовала выпады противника так же явно, как если бы ее меч действительно соприкасался с вражеской сталью.
Влево и вправо.
И эта последовательность, влево и вправо, вдруг объяснила ей истинную цель тренировки. Она четко осознала, что меч готовит ее вовсе не к битве с Тиаго, который сражался одним мечом. Хазид-Хи заставлял ее тренироваться для поединка с противником, вооруженным двумя клинками. С Дзиртом До’Урденом.
Хазид-Хи был прекрасно знаком с этим следопытом-дроу, а еще лучше он знал жену Дзирта, Кэтти-бри. Женщина владела мечом, который она называла Потрошитель, но лишь короткое время, давным-давно.
И Потрошитель подчинил ее своей воле.
В мозгу Дум’вилль сформировался вопрос, но она быстро произнесла его вслух, чтобы не давать мечу повода радоваться оттого, что он прочел ее мысли:
Почему ты не вернулся к Кэтти-бри? Ты сможешь снова контролировать ее и с ее помощью легко убить Дзирта.
Она услышала ответ меча – тот буквально шипел от ярости.
И Дум’вилль позволила себе немного посмеяться над высокомерным разумным оружием.
– Значит, теперь она Избранная Миликки, – ехидно произнесла девушка. Она многому научилась, стала сильнее. Она для тебя недоступна, потому что ты остался таким же, каким был. И ты это прекрасно знаешь.
«Тебе что, тоже захотелось покомандовать? – осведомился меч. – Считаешь, что сможешь со временем стать сильнее меня? Ты веришь, что я это тебе позволю?»
У Дум’вилль пересохло в горле. Это была прямая угроза, а Хазид-Хи не так часто открыто угрожал ей.
«Неужели ты веришь, что сможешь приобрести новые силы и могущество, перерасти меня? Что ты сможешь жить дальше без меня? – продолжал меч. – Ты станешь искать прежних друзей, может быть, мать? Разумеется, не отца, потому что он превратился в разлагающийся труп».
Для того чтобы усилить впечатление от этой телепатической речи, Хазид-Хи внушил девушке образ Тос’уна, лежащего на окровавленном снегу, покрытого коркой льда от дыхания дракона. Сначала Дум’вилль подумала, что это ее собственные воспоминания – и в каком-то смысле так оно и было, – но затем прямо у нее на глазах тело отца начало разлагаться; кожа сошла клочьями, в плоти копошились черви. Мерзкий Хазид-Хи отнял у нее дорогие воспоминания и извратил их.
«Когда-нибудь». Дум’вилль отреагировала на вопросы Хазид-Хи, не успев обдумать свой ответ.
Хазид-Хи велел ей успокоиться, и затем она почувствовала, что меч оставляет ее, чтобы она смогла обдумать происшедшее и их разговор. Да, действительно: она не верила, что сейчас сможет выжить, не выполнив план, и не могла даже надеяться довести дело до конца без помощи Хазид-Хи.
Возможно, меч исподволь лишал ее уверенности в себе, но Дум’вилль считала иначе. Она постепенно стала рассматривать свои взаимоотношения с могущественным разумным оружием в ином свете, не как отношения хозяина и слуги; теперь она понимала, что оба они служили друг другу орудием. Один помогал другому добиться своих целей.
Дум’вилль поднесла клинок к лицу, в очередной раз поражаясь работе оружейника, изяществу и красоте простого на первый взгляд меча с неправдоподобно острыми лезвиями. Увесистый эфес был тщательно выкован, украшен замысловатым орнаментом, а в центре крестовины красовался алый драгоценный камень, похожий на внимательный глаз, недремлющее око.
И вдруг глаза самой Дум’вилль внезапно буквально полезли на лоб – рукоять меча превратилась в голову единорога, затем потемнела и приняла форму пантеры Гвенвивар!
Но произошло ли это превращение на самом деле? Может быть, меч просто вкладывал эти образы в сознание владелицы?
Однако пантера осталась. Эльфийка провела дрожащей рукой по оружию и почувствовала контуры тела животного: перед ней было именно то, что она видела, реальность.
Отец когда-то рассказывал ей, как нашел этот меч в каменистой долине, и тогда эфес его имел именно такую форму – форму головы гигантской кошки, Гвенвивар. Она тогда подумала, что отец приукрашивает свою историю, но сейчас поняла, что это было не так.
