Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
Этапы – страшная вещь. Детские этапы – вещь недопустимая.
А самое главное, самое-самое главное в детской тюремной жизни – возможность видеть маму. С годами каждый понимает, что самое главное в жизни – возможность видеть маму. С годами это понимает каждый. Очень часто люди понимают это поздно, слишком поздно. Когда мамы уже нет на свете.
Но дети еще не разучились любить и надеяться. Даже эти, тюремные, очень плохие дети еще верят в маму, сестру, бабушку. А иногда даже в папу. Дети должны видеть своих родственников как можно чаще. Это поняли давно во всем мире. Это простая, забытая и избитая истина все чаще поминается и в России. Дети должны видеть родственников хотя бы раз в неделю.
Это можно осуществить. На это потребуется очень много денег, но потом, через много-много лет, все окупится.
Может быть, детей не надо вообще далеко отвозить от дома. Вот в маленьких странах никто никуда детей не возит. Некуда отвозить.
Может, стоит перенять опыт маленьких стран? Может, стоит иметь одну маленькую детскую тюрьму в каждой области? Может, имеет смысл поучиться у маленьких стран? Зачем нам Америка?
Здесь вам не тут
Они – там, мы – тут. Они – внутри, мы – снаружи. Никуда от этого не деться. Ни им от своей ситуации, ни нам от нашей. Но, с другой стороны, мы тоже – внутри. Часть того, что для нас клетка, для них – свобода, но это лишь часть. В общем и целом, мы все в рамках, в границах, в нормах. Все. И они, и мы. Разделение условно и вроде, с точки зрения философии высших материй, несущественно. Но это с философской точки зрения, всего лишь с философской. На самом деле им гораздо хуже, чем нам. Они – в заключении.
Если бы все было так просто. Они – в тюрьме, потому что плохие. Мы – на свободе, потому что хорошие. Мы хорошие, очень хорошие, а они – плохие, очень плохие.
В тюрьме плохо. В тюрьме очень плохо, в тюрьму никто не хочет. Мы очень и очень сильно не хотим в тюрьму. Но они тоже не хотели. Что толку? Их посадили, изолировали. Теперь все будет хорошо. У нас, здесь, на свободе, теперь все пойдет хорошо, можно успокоиться, расслабиться и отправиться смотреть кино про сыщика.
Расслабиться мешают две вещи. Одна – маленькая и неубедительная. Нас тоже могут посадить. Если можно их, то можно и нас. Отговорка, что нас сажать не за что, не срабатывает. Мы тоже не святые. Почти каждый живет не по закону. Мы юлим и изворачиваемся, мы надеемся, что пронесет. В высшую справедливость и непорочность судебной системы уже давно никто всерьез не верит. Но мы все-таки надеемся. Мы, как всякая живая тварь на планете Земля, верим, что именно нам пофартит, именно нам повезет так сказочно и распрекрасно, что удастся прожить всю жизнь на свободе. От звонка до звонка. Мы не верим в совершенство судебной системы, мы, как ни странно, верим в то, что попадаются одни дураки. Мы – не дураки. Мы не попадемся. Просто нужно жить по правилам, делать все по-умному. Если бы все было так просто! Я удивляюсь, удивляюсь очень сильно, как много людей верят в свой ум и удачу. Я и сам верю, но не зарекаюсь. Кто знает? Это на первый взгляд кажется, что сажают только глупых. Если присмотреться повнимательнее, сразу станет ясно, что сидят именно те, кому не повезло. Такая простая, такая здравая мысль мешает спать не всем. Только некоторым. Наверное, самым умным. Нас тоже можно посадить. И делать там с нами все, что захочется.
Даже если допустить, что все не так мрачно, если на секунду зажмурить глаза и поверить в то, что там сидят плохие, а на свободе гуляют хорошие. Даже если в тюрьму попадают только глупые и неудачники, а мы себя такими не считаем. Даже если. Пусть так. Все равно. Допустим, мы никогда туда не попадем. Но они-то к нам попадут! Все они, за маленьким исключением, выйдут. Если не мы к ним, то они к нам. Ничего не поделаешь, нам придется жить вместе. Отгородиться не получится. Запереться невозможно. Фильм про сыщика не успокоит. Они выйдут и докажут нам, кто из нас был прав в философском споре – они или мы. Аргументом в споре может стать лом или нож. Не важно. В реальности все гораздо страшнее, чем в кино. Темный подъезд очень сильно отличается от светлого телеэкрана.
Сегодня нам лучше, чем им. Сегодня мы свободны, а они заперты. Но это только сегодня. Завтра мы встретимся. Сегодня мы требуем для них ужесточения, завтра сможем ощутить их жестокость на собственной шкуре. Сегодня они низведены до положения бесправных скотов. Но это только сегодня. Если повезет, если нам очень сильно повезет, и мы доживем до завтра, то завтра все обязательно изменится.
Любовь не даром, или «Кто даст убогому»
Да никто ему, убогому, никогда не даст. Только не надо его, убогого, жалеть. Может, и плохо ему без секса, допускаю, что плохо. Но не хуже, чем прочим убогим. Родился человек непохожим на других, или в аварию попал, или просто постарел и стал не очень привлекательным. Ничего тут не поделаешь. Так карта легла. Судьба.
Где-то там, на Востоке, полушутя-полусерьезно, прослышали убогие, что далеко на Западе, кажется, в Бельгии, государство собирается компенсировать инвалидам оплату труда проституток. Если можно в Бельгии, почему нельзя в Москве? Чем черт не шутит.
Не впадая в нравоучительные рассуждения, все-таки напишу пару строк. Тем более что хороший человек попросил.
Можно посмеяться, можно отмахнуться от темы. Хорошо им там, в Москве, шутить. Если шутки пошли о сексе, значит, с едой и лекарствами у них все более или менее в порядке. У кого-то инсулин вовремя в аптеку не завезли, кто-то на диализе, а у москвичей – и не проблема даже, и не затруднение, а так – блажь, придурь.
А все-таки – как быть? Вон там, в Бельгии, вроде, скоро разрешат. Запад. Только все относительно в этом мире. Это для москвичей Бельгия на западе, а для меня, к примеру, на востоке. Хорошо им в Бельгии экспериментировать на людях. Страна маленькая. Сегодня разрешат, завтра запретят. Можно вносить предложения в парламенте, можно дискутировать. Свобода. Только и в Бельгии такие штуки не проходят. Нельзя оплачивать рабство человеческое из государственного кармана. Люди и без государственного вмешательства способны дров наломать. Только и в Бельгии есть на что тратить народные деньги. Не пройдет этот закон. Надеюсь, что не пройдет.
Позавчера разговаривал с девушкой из Бельгии. По-испански разговаривал. Это означает, что выучила она испанский, выучила настолько, чтобы свободно общаться с испанцами. Красивая девушка и очень умная. Выучила испанский язык в придачу к английскому и своим трем родным языкам. О проститутках ни мне, ни, разумеется, ей говорить и в голову не пришло. Только узнал я, что в ее родном городе почти все общественные здания адаптированы для инвалидов. А если, к примеру, открывается новая булочная и нельзя в нее на коляске въехать, то будут у входа в эту булочную попеременно сменять друг друга человек шестьдесят протестующих. Нет, не инвалиды будут протестовать. Точнее, не только инвалиды. Обычные, нормальные бельгийцы, с руками и ногами. Видите ли, их бельгийское чувство свободы задевает сам факт того, что кто-то не сможет сходить за хлебом самостоятельно.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
