Кукарекинского «Бьюика» у дома, где жила фотомодель, видно не было.
— Сбегай к Снегиревой, — приказал Суперопер сыну. — И скажи ей, что мы взяли Паука со Скелетом. Пусть завтра в двенадцать придет в угрозыск. На очную ставку. Ясненько?
— Нет, пап, не ясненько. Мы же еще не взяли Паука со Скелетом.
— Это ты для отвода глаз скажешь. А как только она отвернется, поставишь в квартире «жучок». — Григорий Молодцов протянул Димке иголку с микрофончиком. — Теперь, надеюсь, ясненько?
— Ясненько, пап.
Димка все так и сделал. Передал фотомодели слова Суперопера, а заодно попросил попить. И пока фотомодель ходила на кухню за стаканом сока, Молодцов-младший сунул «жучок» в маленького плюшевого медвежонка.
— Готово! — доложил Димка, снова усаживаясь в «уазик».
— Теперь подождем Кукарекина. — Суперопер закурил. — Представляю, в каком он сейчас бешенстве.
— А вдруг он ее убьет? — с опаской сказал практикант.
— Вряд ли. Кукарекни на убийство не пойдет. Скорее уж Снегирева может его ухлопать. Очень бойкая девушка… Я не удивлюсь, если окажется, что убийство Хорьковой — ее рук дело.
— А как же человек без головы? Ведь это он стрелял в Хорькову.
— Разберемся, Шура, — Григорий Молодцов выпустил изо рта густое облако дыма. — Со всеми разберемся. И с теми, кто с головой, и с теми, кто без головы. Ты лучше ответь: почему не стрелял, когда я тебе крикнул: «Стреляй!»?
— Да я думал… — начал Чайников.
Суперопер его перебил:
— Запомни старое милицейское правило, студент: «Сначала стреляй, а потом уже думай». Усек?
— Так точно, Григорий Евграфыч!
На улице захлестал дождь. Под шум дождя каждый задумался о своем. Чайников — о человеке без головы. Димка — о Катьке Орешкиной. Григорий Молодцов — о генерале Громове. Бравый Суперопер вспомнил, как они вдвоем с Гешей, вот в такой же ливень, брали Трофима Рваного в Подольске.
Вдруг дверца открылась, и в кабину заглянул Орешкин. Мокрый до нитки.
— Ромыч, — удивленно воскликнул Димка, — откуда ты взялся?!
Ромка залез в машину.
— Ну и холодрыга, — дрожал он.
— Тебя, парень, выжимать надо, — сказал Григорий Молодцов. — Что ж ты дождь нигде не переждал?
— Да какой там дождь, — с досадой махнул рукой Орешкин. — Я лилипутку Розу потерял. Вот снова в цирк бегу. За билетами. Она же еще вечером должна выступать.
— Где ты ее потерял? — спросил Суперопер.
— У метро «Выборгская». Штучкина туда после дневного представления поехала. Я, конечно, следом. А она там как сквозь землю провалилась.
— Футляр у нее был?
— Был.
Григорий Молодцов посмотрел на практиканта.
— Вот, Шура, и объяснение твоей абракадабры.
— Вы думаете, Григорий Евграфыч, что человек без головы — Штучкина?
— Тут и думать нечего. Она ведь циркачка. Нацепила на ноги ходули, на плечах манекенную болванку закрепила. Надела длинный черный плащ… Знаем мы эти приемчики. Лет пять назад целая банда лилипутов таким макаром в Смоленске орудовала.
— Стойте, стойте, — припомнил Чайников. — У него лицо было шарфом укутано, до самых глаз. А на глазах темные очки. И еще шляпа надвинута на лоб.
— О ч-чем э-т-то вы? — У Ромки зуб на зуб не попадал.
— Да ты, парень, совсем продрог, — сказал Суперопер. — Давай-ка дуй домой.
— А ли-ли-ли-путка?
— С лилипуткой мы сами разберемся. А ты как придешь, сразу прими горячую ванну. А то простынешь.
— Х-х-хорошо.
Орешкин побежал на метро.
— А мы с тобой, Шура, сейчас в цирк смотается, — продолжал Суперопер. — Зададим Штучкиной парочку вопросов на засыпку. Ну а ты, Димка, сиди здесь и слушай Снегиреву. Если будет что-то интересное, то…
— …звякну тебе на сотовый. Все понял, пап.
Не успели Молодцов с Чайниковым уйти в цирк, как появился бежевый «Бьюик». Кукарекин выскочил из машины и кинулся в подъезд.
Димка включил приемник. Кукарекин был уже в квартире.
— Ты обманула меня!!! — орал он на Снегиреву. — Обманула!!!
— Успокойся, Ипполит. В чем дело?..
— Не строй из себя дурочку! Ты отлично знаешь, в чем дело!..
— Я тебя не понимаю.
— Ах, не понимаешь!..
Видимо, Кукарекин начал трясти Снегиреву, потому что та с негодованием воскликнула:
— Сейчас же перестань меня трясти!
— Где пульт?! Говори, где?!
— У Стеллы Лебзак.
— Врешь! Он у тебя!..
— Да с чего ты взял, Ипполит?!
— Я позвонил Лебзак и предложил ей продать пульт за пятьдесят тысяч долларов…
— Но где ты достал такие…
— Не перебивай меня! Она согласилась…
— Вот видишь.
— Я же сказал: не перебивай!.. Мы встретились на Гренадерском мосту. Я вместо долларов всучил ей обыкновенную бумагу. А она мне призналась, что пульта у нее нет и никогда не было…
— И ты поверил?
— Да, поверил. Она же думала, что получила пятьдесят тысяч. Какой ей резон врать?!
— Это ты у нее спроси.
— У нее уже не спросишь. Лебзак убита.
— Убита?!
— Да, убита! И тебя ожидает та же участь, если ты не отдашь мне пульт!
Наступила гробовая тишина. Потом фотомодель спросила изменившимся голосом:
— Ты с ума сошел, Ипполит. Убери пистолет.
— Давай сюда пульт.
— У меня нет пульта.
— Считаю до трех. Раз…
— Ипполит, успокойся.
— Два.
— Ради Боги, не стреляй. Возможно, я перепутала его со своей записной книжкой… Я сейчас посмотрю.
Вновь наступила тишина.
— Так и есть, — невинным тоном проговорила Снегирева. — Вот твой пульт.
— То-то же, — сказал Кукарекни.
— Ты сам виноват, Ипполит. Не надо было маскировать пульт под записную книжку…
— Но это опять записная книжка! — заорал Кукарекни.
— Ты ошибаешься, Ипполит.
— Что я, свой пульт от записной книжки не отличу?!
— Я все поняла! — воскликнула фотомодель. — Это мальчишка! Он перепутал!..
— Какой еще мальчишка?
— Из соседней квартиры. Я его просила принести мне книжку. А у него тоже есть электронная книжка…
