— Я хочу эту собаку, черт побери! И не хочу, чтобы ее забрал кто-то другой. Мы должны взять ее сегодня!
До этой минуты мы шутили, но сейчас у меня возникло ощущение, что если я скажу, что готова взять пса, то не успею оглянуться, как Бен уже оденется и будет ждать меня в машине.
— Мы не можем завести собаку, — засмеялась я. — Где она будет жить?
— Здесь. Она будет жить здесь, и я буду за ней ухаживать.
— Здесь? В моем доме?
— Ну не могу же я держать ее у себя! Там помойка!
— Значит, на самом деле, ты собираешься посадить собаку мне на шею, чтобы ты мог с ней играть.
— Нет, я буду заботиться о ней вместе с тобой, и это будет наша собака.
— Ты жульничаешь. Это… это изменит наши отношения. Сильно. Я о том, что…
Бен засмеялся. Он прекрасно видел, что я занервничала. Разговор коснулся совместного проживания, и я горела желанием обсудить эту идею. Я до такой степени желала этого, что страшно смущалась и изо всех сил скрывала это.
— Ладно. — Бен обнял меня одной рукой, другую заложив себе за голову на подушку. — Я не буду говорить об этом весь день. Но если Бастера до завтра не заберут, то мы обсудим этот вопрос?
— Бастера? Ты хочешь назвать собаку Бастером?
— Это не я его так назвал. Это в объявлении сказано, что его так зовут. Если бы имя выбирал я, то мы бы назвали его Соник11. Потому что это потрясное имя.
— Ни за что не заведу собаку по имени Соник.
— Ладно. А как тебе Сорвиголова?
— Сорвиголова?
— Ивел Книвел?12
— В итоге, ты бы стал просто звать его Ивелом. Для краткости. И это было бы ужасно.
Бен снова засмеялся.
— Только не говори мне, пожалуйста, что хочешь назвать собаку Пушком или Печенькой?
— Если бы я завела собаку, то сначала посмотрела бы на нее, а потом уж называла. Нужно же учитывать ее характер или внешность. Понимаешь?
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты самая скучная женщина на планете? — улыбнулся Бен.
— Теперь сказал. Сколько сейчас времени? Нам скоро с Анной встречаться.
— Без пятнадцати шесть, — ответил он.
— Ой! — Я выскочила из кровати и впрыгнула в джинсы. — Мы уже опаздываем!
— Мы встречаемся в шесть? — спросил Бен, не двигаясь с места. — Она всегда опаздывает.
— Да! Да! Но мы-то должны прийти вовремя! — Я зашарила по постели в поисках лифчика. Мне не нравилось, как моя грудь смотрится с определенных ракурсов, поэтому я скакала по комнате, прикрыв ее одной рукой.
Бен поднялся:
— А может нам проверить, придет ли вовремя она сама?
Я уставилась на него, замерев на мгновение.
— Что? Нет. Мы уходим сейчас же!
— Окей, — рассмеялся Бен. — Мы будем там в пять минут седьмого.
Он надел штаны и набросил рубашку. И всё. Он уже готов был идти, когда я совершенно к этому была не готова.
— Ладно! Ладно! — Я побежала в ванную посмотреть, не оставила ли лифчик там. Бен последовал за мной, чтобы помочь. Найдя лифчик первым, он кинул его мне.
— Не прикрывай грудь из-за меня. Я знаю, ты считаешь, что она некрасиво смотрится, когда ты наклоняешься, но это не так. Так что в следующий раз, детка, дай ей свободу.
Я потрясенно вытаращилась на него:
— Ты ужасно странный.
Он приподнял меня с такой легкостью, будто я весила каких-то пару кило. Посмотрел на меня и поцеловал в ключицу.
— Я странный, потому что люблю тебя?
Наверное, он был так же шокирован своими словами, как я.
— То есть, люблю твое тело. — Бен поставил меня на пол. — Я это имел в виду. — Он слегка покраснел.
Я нашла и надела рубашку. И улыбнулась ему, как ребенку, умильно запрятавшему мои ключи от машины.
— Ты не должен был этого говорить, — поддразнила я Бена, крася ресницы.
— Забудь об этом, пожалуйста! — Он уже стоял у двери в ожидании меня.
— Не думаю, что у меня получится об этом забыть, — ответила я.
Когда мы сели в машину, Бен продолжил:
— Я, правда, очень извиняюсь. У меня просто выскочило это изо рта. — Он завел машину.
— Ты нарушил договоренность!
— Я в курсе! Я и так не знаю куда себя деть от смущения. Просто… — Бен умолк, выехав на дорогу. Он делал вид, что полностью сосредоточен на вождении, но я чувствовала, что все его мысли заняты другим.
— Просто что?
Бен вздохнул, вдруг разом посерьезнев.
— Я установил срок в пять недель просто потому, что боялся слишком рано признаться тебе в любви, а потом сгореть от смущения, не услышав в ответ того же. И вот теперь я… я ждал все эти дни, чтобы сказать тебе и… и всё равно сказал слишком рано, и ты не ответила тем же, и я сгораю от смущения. — Он пытался обратить это в шутку, но его слова не были шуткой.
— Хей. — Я взяла его за руку.
Бен остановил машину на красный цвет светофора. Я развернула к себе его лицо и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я тоже тебя люблю. И влюбилась, наверное, раньше тебя. И почти весь месяц ждала, чтобы тебе об этом сказать.
Его глаза заблестели, и я не знала — от слез или радости. Бен поцеловал меня и не отрывал от меня взгляда, пока позади нас не начали сигналить автомобили. Тогда Бен вернул внимание на дорогу.
— А я целый план заготовил! — улыбнулся он. — Собирался встать завтра утром пораньше и написать в ванной мылом на зеркале: «Я тебя люблю».
— Ты всё еще можешь сделать это завтра, — засмеялась я, поглаживая его по руке. — Мне будет не менее приятно.
— Тогда я, может, так и сделаю, — фыркнул Бен.
И сделал.
И я не стирала эту надпись много дней.
ИЮНЬ
Я не могу не проникнуться сочувствием к Сьюзен после ее надгробной речи. И после ее слов я люблю мужа еще сильнее, чем любила его, когда он был жив.
Сьюзен встает на свое место, и пастор просит подойти к краю могилы меня. Я нервничаю и потею, хотя и так уже вся взмокла от жары.
Вытягивая шпильки из земли, я подхожу и встаю у могилы Бена. С минуту просто смотрю на гроб, зная, что находится внутри, зная, что всего лишь несколько дней назад лежащее там тело надевало на мой палец кольцо. Зная, что совсем недавно это тело село на велосипед и отправилось в магазин мне за хлопьями. Это тело любило меня. Говорят, публичные выступления и смерть — самые стрессовые ситуации в жизни человека, и мне простительно то, что от страха я чуть не теряю сознание.
