Многие говорили, что я на нее похожа, и это общее мнение меня поначалу забавляло, а потом стало бесить. Во-первых, я ее не видела – нельзя же было в то время достать из кармана смартфон и тут же найти в интернете портреты Анны Герман, во всех ракурсах. Во-вторых, если я пою – то почему я пою, как Анна Герман, это ж я пою! Мало ли у кого есть длинные светлые волосы! И почему я вообще должна быть на кого-то похожа?
А потом увидела ее портрет – ну и ну! Что-то не просто похожее, а прямо родственное! Только облик ее – сама элегия, взгляд – сама печаль, а это совершенно не мой темперамент. Но хорошо, ладно, пускай буду похожа. Потом мне подарили ее пластинку. Я влюбилась в ее волшебный голос сразу, и сравнение с нею наполнило меня тайной гордостью.
Спустя годы я узнала и причину «родственной связи» – Анна Герман была по крови немкой.
И странная вещь. Я помню застекленную полукруглую террасу в доме моих друзей, где мы обедали и беседовали. Стекла были старые, от времени слегка помутневшие и пустившие волны… Солнечный свет, преломляясь в волнах, наполнял террасу странным мерцающим светом. Помню кусты, глядевшие в открытые и закрытые окна столовой. И кусты переливались в мягком свете в неровностях стекол… Помню смех Тамары, ее прекрасный суп со щавелем и яркий зеленый лук на столе… Но не могу вспомнить, почему я заблудилась, хотя причина была быстро обнаружена, и это стало поводом к обсуждению и хохоту, вручению медалей за ориентирование на местности и возношению благодарностей Ленину. И что там делает Ленин, в лесу, мне объяснили. Не помню.
Неважно. Важно, что получила искомое – и наслаждалась.
Транссибирский кошмар
(1996)
Минуло три года с тех пор, как я открыла в Москве первый офис. Наш бизнес стремительно развивался. По прошествии каждого года объем продаж удваивался: два миллиона превратились в четыре, потом – в восемь… Мы подбирались к обороту в двадцать миллионов марок.
Но, как бы я ни трудилась, как бы ни радовалась успехам и результатам, – меня никогда не покидало ощущение, что я стою в стороне от этих оборотов и доходов. Просто возникло однажды такое чувство, что все, что занимает мое время, что составляет на данный момент мою жизнь, уже существует само по себе, а я – как тот ручей, который вращает мельничное колесо. Где-то мешки наполняются мукой, и кто-то выпекает из нее румяный хлеб, и кто-то ест этот хлеб и радуется… А я вращаю тяжелое колесо и, отдав свои силы, протекаю дальше. Чувство это отчетливо возникло – и больше не уходило.
Нам уже давно стало тесно, и мы нашли прекрасное помещение для большого офиса – почти триста квадратных метров. Здание было старинным, необычной планировки. Тут были и деревянные столбы, и балки на потолке – красота! Требовалось внести арендную плату за два года вперед – внесла. Сняла подробные чертежи нашего нового офиса и отвезла в Германию. Чертежами занялся дизайнер. А я занялась приобретением всего необходимого.
И совсем скоро двадцатиметровый трейлер, который загрузили профессионалы – так, что комар носу не подточит, так, что ни один лишний карандаш уже не поместится – отправился в Москву. Помимо всего, что требуется для приличного офиса, от шкафов и компьютеров до самой мелкой канцелярии – до ластиков и скрепочек, находилась в грузовике очень ценная вещь: специальное антистатическое ковровое покрытие для помещений, где много компьютеров. Этот ковер был идеально подогнан под изгибы, столбы и ниши нашего пола. Он был вырезан так, чтобы его можно было одним движением развернуть – и расставлять на нем мебель.
Я купила все сама. До последней лампочки. Но это ничего, даже приятно, я все-таки женщина.
А потом, в Москве, рабочие смотрят на тебя так, будто у тебя эльфийские уши или третий глаз во лбу: «Нет клей для такой красивый ковер». Есть только смола для асфальта, битум называется. «Хороший ковер, но он с дырками, знаешь?» И пока ты пытаешься взять ситуацию в свои руки и умно ее разрешить, они там, наверху, в офисе, уже разрезали кусок драгоценного антистатического ковролина на удобные части! И потом – эта черная смола, битум, вылезла в щелочки, между удобных частей. И где оказались эти щели? Конечно, в проходах, где по плану не должно стоять ни одного стеллажа и ни одной перегородки!
Вот тут начинало казаться, что не женское это дело и зачем здесь я за все в ответе. Но взгляды рабочих! У меня волосы вроде не зеленые, хотя, конечно, поднявшись наверх и увидев разрезанный ковер, я наверняка позеленела…
Эдик любил вести переговоры, но возиться с бумагами и составлять отчеты не хотел, поэтому для любой работы нанимал сотрудников. Очень скоро у меня было двадцать шесть человек, которые работали за приличную плату. Среди них случились и охранники, и кухарки: на этот раз пришлось обустроить кухню – чтобы наши работники не испытывали необходимости куда-то бежать перекусывать, а посетители (в основном врачи, интересующиеся кардиоприборами) были приняты от всего сердца, а не только лишь банальной чашкой растворимого кофе. Кухня была оборудована великолепно, и повара наняты прекрасные – и, как следствие, очень скоро у нас стала питаться вся кардиологическая Москва.
А потом – все ехали во Фрайбург. Взвизгнув тяжелыми засовами, ворота страны открылись. Девяносто шестой год! Все хотели путешествовать, смотреть мир. К нам приезжали, и мы всех пестовали. Мне иногда казалось, что у меня не медицинская фирма, а туристическое агентство для врачей. Обязательная программа – знакомство с оборудованием, посещение операции, а потом – ресторан и, конечно же, дегустация знаменитого вишневого шнапса. Не говоря о поездках по красивейшим тропам Шварцвальда и культурных походах. Отели для гостей я выбирала с пристрастием – я же фанат качества! Вот только мне всякий раз приходилось доплачивать за опустошенный мини-бар.
Все финансовые операции производились в Германии – тогда в России еще не были налажены банковские системы. Нужно было довольно долгое время вывозить большие деньги наличными, для того чтобы обеспечить финансирование всей нашей деятельности в Москве. Я возила их просто в чемодане, и лежали они там посреди лифчиков и блузок. Скоро я стала для моего партнера по бизнесу олицетворением наличных денег за его таланты. Никогда не забуду, как мы угощали ужином наших клиентов, и Эдик, заказывая напоследок всем мужчинам еще по кружке пива, показал на каждого желающего: «Пиво, пиво, пиво, пиво… – и остановил свой указующий перст на мне: – Счет».
