— Пообещай мне, что никому не расскажешь. Особенно Этану.
Бет кивнула и, подняв на меня глаза, смахнула ладонями слезы, вытерев потом руки о джинсы.
— Обещаю, что ни слова не скажу.
— Королева Стефани, жена Грэхема, попросила меня встать во главе города вместо них.
— Что? — глаза Бет расширились, из-за чего с ресниц на щеки соскользнуло еще несколько слезинок. — Ты будешь Королем Чикаго?
Я кивнул, невесело улыбаясь, когда она заключила меня в объятия. Наверное, позже я почувствую себя счастливым.
— Ни в коем случае не говори Этану, что я уезжаю. Пожалуйста. Осталось только две ночи, которые я могу провести с ним. Не хочу омрачить их ссорами.
— Обещаю, что ничего не скажу, Джейми. Но ты же сам ему об этом расскажешь, да? — слезы высохли, и в ее глазах я видел упрек.
— Я не смогу держать это в секрете вечно. Просто хочу, чтобы мы хорошо провели это время. Мы и так уже потеряли две недели. Я хочу насладиться последними днями с ним до того, как я уеду.
— Ты ведь его действительно любишь? — спросила она мягко.
— Да, я люблю его. Но и этого не смей ему говорить. Слушай, почему бы тебе вообще к нему до понедельника не приближаться?
Она закатила глаза.
— Но ты же знаешь, что он тоже тебя любит, да?
Теперь уже я одарил ее укоризненным взглядом. С ума сошла. Она едва знакома с Этаном. Глупо думать при этом, что она знает о нем все.
— Хорошо. Не верь. Мне плевать. Речь идет всего лишь о счастье моего брата. Не положить ли мне на это. Итак, Король Джейми, если ты не против, вернусь-ка я к работе. Поздравляю.
Она вышла из комнаты, оставив меня еще более растерянным, чем после разговора с Жафиром. Странный Хэллоуин. А ведь ночь еще только началась.
* * *
— Не могу поверить, что ты не захотел наряжаться! — уже в двадцатый раз, с тех пор как мы приехали в клуб, возмутился Этан.
Когда я вернулся домой, все мои мысли были заняты разговором с Жафиром, и я пытался отговорить Этана от увеселительного похода, но он ничего не желал слушать. В конце концов, он согласился хотя бы на то, чтобы мы пошли в обычной одежде, не заставляя меня краситься или одеваться в кожу. Этой уступки было достаточно, чтобы все-таки вытащить меня из дома.
— Может, хватит уже? — спросил я громко, пытаясь перекричать музыку, раздающуюся из колонок. Вечеринка была в разгаре, переодетые в маскарадные костюмы смертные пили, танцевали и веселились, в то время как мы с Этаном стояли возле барной стойки, одетые в простые джинсы и футболки, ожидая, когда на нас обратит внимание бармен.
— Просто я не понимаю, в чем дело, — произнес Этан, вставая с другой стороны от меня, когда я отвернулся, чтобы не смотреть на него. — Ведь именно ты так сильно любишь Хэллоуин. Это из-за того, что…
— Слушай, — сказал я громко, — я только что рассказал своей семье о Грэхеме. Сегодня тридцать первое, и я могу быть не в лучшем настроении. Ясно?
К нам наконец-то подошел бармен, как раз вовремя, чтобы у Этана не было возможности мне ответить. Я заказал пиво, дал парню большие чаевые и направился к столикам. Этан пошел за мной.
Мы нашли грязный стол в темном углу и уселись друг напротив друга. Мы не разговаривали, но я улыбнулся, почувствовав, как Этан провел стопой вверх по моей ноге. Он тоже улыбнулся. Надеюсь, мне удастся провести этот вечер, не завязав с ним драки.
Ни в одном из предыдущих событий Этан повинен не был, как не был виноват и в том, что после сегодняшнего вечера у нас останется всего лишь одна ночь, которую мы можем провести вдвоем. И в том, что мы потеряли последние две недели, моей вины было не меньше его. Ничего хорошего не выйдет, если мы будем придираться друг к другу.
Мы молча пили, слушая музыку и время от времени задевая под столом ноги друг друга. Когда мы оба допили пиво, Этан протянул мне руку. Я взял ее и позволил вывести себя на танцпол.
Музыка была такой громкой, что невозможно было понять, что за песня играет. Но это не имело значения. Чтобы танцевать, нужен всего лишь устойчивый ритм. А уж он-то в клубе был.
Мы прошли на середину танцпола, в окружение мужчин и женщин в разной степени одетых и раздетых. В такие вечера трудно понять, маскарадный костюм на них, или они вырядились так просто потому, что сегодня суббота. Хэллоуин не был исключением. Мужчины в черной коже танцевали рядом с полуобнаженными женщинами, а нанятые клубом стриптизерши были наряжены белоснежками и золушками. Это же вечеринка, она дает возможность одеться и танцевать, как хочешь, не боясь, что тебя осудят. Городской Клуб всегда этим славился.
Со следующей песней ритм замедлился, и Этан, положив руки мне на плечи, притянул меня к себе, чтобы мы могли вместе покачиваться в такт музыке. Я крепко обнимал его и пытался не думать о том, что это последняя ночь, когда мы танцуем вместе. Что скоро я не смогу его обнимать.
Проведя ладонями по спине Этана, я почувствовал, как напряглись под рубашкой его мускулы. Я поднял к нему лицо и улыбнулся, когда он чмокнул меня в нос. Наверное, улыбка у меня вышла нерадостная, под стать моим растрепанным чувствам, но он ничего не сказал.
Если Этан и переживал, что пришел конец нашим узам, то никак не показывал этого. Мы провели три часа, танцуя и выпивая. В клубе было слишком шумно, чтобы мы много разговаривали, но мне казалось, что как только мы сядем в машину, чтобы ехать домой, Этан загрустит.
А на самом деле случилось как раз наоборот. Он заливался соловьем. Болтал, смеялся и пытался рассмешить меня. Он больше не спрашивал, что случилось, просто пытался развеять мою хандру дурацкими каламбурами и остроумными замечаниями насчет развлекавшихся в клубе смертных.
Мы приехали домой почти в три часа ночи, и Этан ничуть не успокоился. Войдя в дом, он помчался к стерео и удивил меня, поставив диск не с джазом, а с танцевальной музыкой. Он включил ее так громко, насколько ему позволила совесть в такой поздний час, и притянул меня к себе, пытаясь снова вовлечь в танец.
— Этан, ты сегодня в клубе ничего не принимал? — спросил я, рассмеявшись над его забавным поведением.
— Нет, — ответил он, беря меня за руку и покружив, прежде чем снова прижать к себе. — Разве я не могу быть просто в хорошем настроении? Сегодня Хэллоуин, Джейми. Предполагалось, что это твой любимый праздник, а ты всю ночь куксишься.
— Куксюсь? — я приподнял бровь.
— Ага, — он поцеловал меня в лоб. — Послушай, я знаю, о чем ты думаешь, но своими переживаниями ты ничего не изменишь. Почему бы нам просто не повеселиться? Пожалуйста? Давай насладимся этим вечером. Необязательно постоянно видеть все в черном цвете.
Я вздохнул. Конечно, он был прав, и мне это не нравилось. Я делал то, что дал себе слово не делать: я погрузился в мрачные мысли вместо того, чтобы наслаждаться временем, которое у нас осталось. Наверное, я просто боялся влюбиться в него еще больше. Мне и так будет больно, и я не хотел, чтобы было еще хуже, не хотел, когда он будет уходить, чувствовать себя так, будто у меня из груди вырывают сердце.
